Цветы на платье Адолии заоблачно смутились от слов Нины Федоровны, и наша невеста с тихой музыкой сердца посмотрела на своего принца, пусть не такого молодого, пусть с колючим ежиком волос на круглой голове, и, как говорится, естество времени оставило там немало своих памяток, и овражки от прошлых зим, и красная шишечка на темени, что ежиком не заросла, да теперь, пожалуй что, не зарастет, и сам принц этот, Англичанин, никак не отреагировал, а законспирировал себя на стакане с водкой, намериваясь ее отправить внутрь себя, как вдруг его кто толкнул под локоть, не донес стакан, даже чуть пролил, поглядел на Адолию.
А она глядела на него
И он со стаканом водки в руке
А надо бы уже кричать ГОРЬКО!
Естественно, нам казалось, что мы слышим их праздник счастья, поскольку редко кому из нас обламывалась такая удача, и, чтобы разрядить обстановку, медсестра Гермина Ярославовна сказала:
– Если он правда Англичанин, то он все-таки хоть немного, а шпион. И нашей Адолии не надо на него так празднично глядеть, пусть на него поглядят наши органы, а с демократией можно еще погодить, – и она прицельно, в один дух, уговорила стакан с водкой.
А Семен Гаврилов кинул свою лопату угля в разгоревшуюся топку, благо дверца была для всех открыта:
– Если он олигарх, ать его за уши, то ему хана, ей-бо, Адолию жалко, – Семен, прежде чем выпить, аккуратно вытер ладонью рот.
– Чего такое хана? – пискнула Мирра Евсеевна.
– Хватит! – крикнул тамада Василь Васильевич. – Развели, понимаете ли, тут заупокойные видения, чтоб это, понимаете ли, прекратить! Забыли, чего у нас? У нас, если в старом исчислении, важнейшее организационно-хозяйственное мероприятие, свадьба.
А свадеб пока никто не отменял, так или нет? Тут сидит молодежь Вера, Надежда и Любовь, а также мать их Софья, чего они, понимаете ли, скажут?
Молодежь только захихикала, но выступать не стала.
– Неужели и любовь отменят? – тихо, как бы себе, сказала Нина Федоровна, да еще прошептала: – Как же деток рожать?
– Без любви можно, – опять кинул уголь Семен Гаврилов, –американцы в пробирках детей нафурычили…
– Замолчите! – крикнула Адолия.
– Американцы нам не указ, – поднялся тамада Василь Васильевич.
– У нас своя идиллия спокон веков, и куда это, понимаете ли, хор пропал?
– Мы здесь, – откликнулся композитор Араб-оглы.
И сразу хор грянул цыганскую величальную:
– К нам приехал, к нам приехал Англичанин удалой! Англия, пей до дна! Англия, пей до дна!
И мы сразу поддержали, расслабились.
А между тем дни прибавляли в яркости света и тепла.
– Сережа, – прервала молчание Лолита, – жди меня в машине.
Она вышла на тротуар рядом с домом, где жил артист Поспелов.
Посмотрела вверх, точно ждала, что Гриша выглянет из окна.
Перед ней была знакомая девятиэтажка. Она училась с ним в третьем, четвертом и пятом классах обычной школы, совсем не элитарной. Он еще тогда пробовал ухаживать за ней. Такой же очкарик, как и она. Да, она смеялась над ним. Он не обижался.
Удивительно – столько лет. И потом ни разу не встречались. Не видела, как он играл в театре. Да и зачем бы ей ходить в детский театр? Вспомнила, он говорил: «Мы, очкарики, должны помогать друг другу». Глупость, конечно. Она чувствует, что он еще жив…
Только где он? Ведь они его обязательно убьют. Но у нее есть время, совсем немного времени.
Лолита решительно подошла к машине. На секунду задержалась:
затемненные стекла, как молчащие экраны телевизоров. Не думала раньше, как выглядит ее машина со стороны.
