Протянув по столу руку, он сжал пальцы дочери.
– Какой он?
Бану отвела глаза в сторону:
– Похож на Маатхаса, только моложе лет на семь.
Отчего-то Сабир облегченно выдохнул:
– Я уже переживал, что это Юдейр, – с извиняющимся видом улыбнулся тан. Бансабира донельзя дерзко хмыкнула. – Ну, знаешь, до меня доходили кое-какие слушки. Люди всякое болтают.
Бансабира высвободила руку и, смерив отца взглядом, пренебрежительно проговорила:
– Точно, а еще говорят, будто я избранница самой Матери Сумерек, будто бегаю как молния, невидимая, как тень, будто мои ножи вырастают из тела, и меня нельзя убить. Да только ты, тан Сабир, первым в этом лагере, увидел мою спину.
Вышла. Снова, не дав отцу закончить. У Сабира в глазах темнело от самоуправства дочери. Она, конечно, в итоге делает, что ему надо, но всегда все ухитряется подать так, будто сама соблаговолила принять решение и снизойти до просьб молящего – его, Сабира. Тьфу, капризная девчонка!
Но разве не ради неё он с новой силой принялся воплощать задуманное?
* * *
Высокое солнце слепило. Бансабира вышла на улицу и встретилась глаза в глаза со стоявшим поодаль Маатхасом. И – чуть не задохнулась от одного взгляда на него. Чувство было такое, будто грудь насквозь пронзило копьем. На глазах выступили слезы. Бансабира отвела взгляд, сдерживая капли, собралась с духом и пошла навстречу. Выбора не было – её шатер располагался далеко за спиной Маатхаса.
Мужчина держался, не скрываясь. Проходя мимо него, танша немного задержалась.
– Мне жаль, – выговорила тихо. А чего он еще от неё ждет?! Люди – хозяева только невысказанных слов, и рабы тех, что обронили вслух. Маатхас, слышал все.
Мужчина с упавшим сердцем заметил, что глаза Бану блестели.
– Могу я вас проводить, тану? – вежливо и даже немного ободряюще спросил Сагромах. Бансабира кивнула, не глядя на мужчину, потому, что смотреть на него стало невыносимо больно. Последние пять недель она как дурочка в тайне радовалась, что, наконец-то, её цели, её долг и её желания, кажется, совпали! Рядом с ним, с Сагромахом – за обедами, за ужинами, на тренировках, на биваках – Бану впервые за минувший год перестала вспоминать Астароше. А последнюю пару недель – перестала искать его в Маатхасе…
Когда двое в молчании зашли в шатер танши, Бансабира села на застланную землю, обхватив колени и подперев ладонью лоб.
– Мне нечего вам сказать, тан, – проговорила женщина. – Полагаю, кричали мы много.
– Увы, к середине разговора вы заметно снизили … набатность речи, – легко усмехнулся тан, сверкнув масляничными глазами. Кровавая Мать, как раздражает эта его веселость!! В такой-то ситуации! Идиот! Если хочет помочь, мог бы просто обнять.
Тряхнула головой. Дура. Того гляди, еще разревется.
Маатхас, точно услышав мысли женщины, сел за её спиной, опираясь на широко расставленные колени.
– Идите, тан. Вам нечего здесь делать, – попросила Бансабира. – То немногое, что могло нас связывать, отныне закончилось.
– Бансабира, – тепло позвал Сагромах, заметив, как танша вздрогнула. Еще бы, он впервые позволил себе назвать её по имени.
Мужчина потянул руку, намереваясь положить девочке на плечо, ненадолго замер в паре сантиметров, заколебался на миг, которого хватило, чтобы все перечеркнуть:
– Идите! – бросила Бану, развернувшись в пол-оборота. Маатхас мгновенно – инстинктивно – сжал пальцы в кулак, одернув руку.
– Как пожелаете, тану.
