Крупицы - страница 6



Что же меня остановило возле неё, что поразило? Надпись на надгробии! Вообще-то они обычно мало отличаются по содержанию одна от другой, но почему-то, как правило, завораживающе привлекательны для посетителей. Разве вы ни разу не ловили себя на мысли, что, проходя мимо могильных плит, невольно задерживаете свой взгляд на надписях, датах, фотографиях? Вот и я, проходя мимо могилы, обратил внимание на надпись на камне: «Захлестнули нас волны времени, и была наша участь мгновенна». Задержитесь! Прочитайте ещё раз.

Согласитесь, мы так часто, особенно по молодости, торопим время, нам всегда его не хватает, но в какой-то момент мы захлёбываемся в нём, понимая, что оно скоротечно и нам его постоянно не хватает, а наша жизнь в отпущенном нам времени, по сути, «мгновенна»!

Сосновый бор. Иголки утопают
Под легким шагом чуть усталых ног.
Что наша жизнь? Всего лишь запятая,
Проставленная нами между строк.
Она, увы, не делает погоды
В той череде событий и эпох,
Что всем на счастье или как невзгоды
Определяет каждому свой срок.
Но между тем я этой запятой
Отмеренному сроку говорю: «Постой!»
Свою я лепту в череду эпох
Внесу, вдруг вызвав чей-то лёгкий вздох,
Порыв, смятение, игру без слов,
Воображение, рожденье снов.
И этот миг, подаренный судьбой,
Останется, как сон, навек с тобой.
Ты будешь вспоминать его порой:
«Неужто это было всё со мной?»
«Конечно, было!» – эхом вдалеке,
Волной морскою, следом на песке,
В моих стихах, на полке что стоят,
В той запятой, что выстроила ряд.

Итак, осенью я любил ездить в Звенигород. Высаживаясь из электрички, шёл в сторону Дунино и тоже через берёзовую рощу, где заместо талых вод под ногами шелестели окрашенные в охру листья. Я спускался к реке и шёл далее берегом до самой деревни. У деревни с одного берега реки на другой тянулся висячий деревянный мост с проволочным ограждением («перилами»). Встав посередине моста, я с удовольствием наблюдал под собой быстрое течение реки, причудливый подводный водоворот, столкновение зелёной растительности, быструю суету мелких рыбок, блестящих серебром. На это можно было смотреть без устали, как на огонь костра или бегущие по синему небосклону облака.

Отдохнув на мосту, я поднимался на пригорок, где за невысоким штакетником стоял достаточно большой по тогдашним меркам деревянный дом с полукруглой верандой. Это был дом Пришвина. В те времена в нём не было ещё музея, лишь по вторникам и четвергам, если мне не изменяет память, он принимал посетителей. Я же совершал свои прогулки по выходным дням. Поднявшись к дому, я садился на лавочку возле калитки и отдыхал. Доставал свои бутерброды, яблоко и перекусывал. Так было из года в год. Но однажды из дома вышла пожилая женщина, которая подошла к калитке и, поздоровавшись со мной, сказала:

– Молодой человек, мне кажется, что я вас вижу здесь не впервые. Но в выходные наш дом закрыт для посещений.

– Знаю, – отвечал я, – но мне нравятся эти места. И поэтому каждую осень бываю здесь. Жаль, конечно, что дом-музей Пришвина работает так неудобно. Ведь в будние дни большинство людей работают и не могут приехать сюда.

– Я надеюсь, что скоро нам удастся сделать из этого дома полноценный музей Михаила Михайловича, и тогда он будет открыт для посещений и по выходным дням. А вы любите Пришвина? – Спросила Валерия Дмитриевна, а это была она, вдова великого русского писателя, больше известного, к сожалению, как детского.