– Это зависит от собеседника, – ответил Ломас. – Я, например, да. Вы ветерком интересуетесь. Почитайте заодно про оплату ветра. Будет полная ясность.
>TH Inc Confidential Inner Reference
Ветрооплата
После резкого снижения мирового энергопотребления и отказа от ископаемых источников энергии перед сердобол-большевистским руководством встал вопрос о новых источниках ренты. Именно здесь и пригодилась доктрина ветрогенезиса. Сердобол-большевики потребовали от стран, занятых ветрогенерацией, «оплачивать ветер» (официально – делать отчисления на экологическую амортизацию сибирской тайги, где зарождаются все ветра). Ветрогенераторы злостных неплательщиков уничтожались из космоса (с этой целью сердобол-большевистскими хакерами была расконсервирована карбоновая орбитальная станция «Bernie» с ядерным лазером на борту). В экономическом смысле ветрооплата была не особо удачной попыткой придумать аналог карбонового петродоллара с привязкой к ветру вместо нефти («Деньги в современной экономике – это не товар, а просто ветер, который дует от слабых к сильным и уносит все нажитое. Дует над всей планетой. Поэтому долг-<…>ёлг, проценты-<…>еценты никого не волнуют – важно, кто держит поляну. Ветер дует, и все. Пиндосам сто лет все отстегивали чисто за ветер, а мы чем хуже? Лазер-то теперь у нас…» – из неофициальной стенограммы выступления генерала Судоплатонова перед руководством сердоболбольшевиков). Политическим следствием ветрооплаты стали климатические войны, в вялой форме продолжающиеся до сих пор.
– У вас в газетах об этом передовицы, – сказал Ломас. – Я полагал, вы иногда читаете.
– Нет, – ответил я, – не особо.
– А мне эти ветроколонии нравятся, – сказал Ломас. – Ветродеяние, надо же такое придумать. Нравственное преображение через жертвенность, смирение и кручение. Мы все тут в некотором смысле педали крутим. Покрутил лет триста, и смирился.
– Да, – согласился я. – Рано или поздно все смиряются. Правда, не всем разрешают помнить, с чем именно.
– Ну-ну, Маркус, не хнычьте. По ветроколониям ясность появилась?
Я поглядел на ровные ряды велосипедных рам между бараками.
– В целом да.
Ломас провел рукой над столом, и изображение погасло.
– Почему вы не показали колонию матери Люцилии? – спросил я.
– Пришлось бы рассказывать слишком много. А посвящать ее в детали я пока не хочу.
– Почему?
– Чтобы не скомпрометировать корпорацию. Я хочу избежать конфликта интересов.
– Не понимаю. У зэков даже кукухи отбирают. Импланты в тюрьмах на спецрежиме. Какая может быть связь с корпорацией? Там же баночников нет. Или какой-то эстет с седьмого таера мотает там срок через зеркального секретаря?
– Я не об этом, – сказал Ломас. – Я говорю о конфликте своих интересов как епископа со своими интересами как адмирала.
– Ага… Понятно.
– Жду вас здесь завтра утром. Возможно, появится дополнительная информация.
– Откуда?
Ломас улыбнулся.
– Что должен сделать умный следователь, услышав слово «Ахилл»?
– Перечитать Илиаду?
– Нет, Маркус. Он должен проверить, есть ли в архиве секретные материалы, связанные с этим именем.
– За какой срок?
– Лет за пятьсот. Не беспокойтесь. Сеть этим уже занимается.
* * *
На следующее утро Ломас вызвал меня очень рано. Когда я вошел в его кабинет и сел напротив, он бросил на стол папку с бумагами.
Открыв ее, я увидел стопку желтых страниц. Это был машинописный отчет на бланках военной разведки – видимо, точная симу-копия оригинала (я даже ощутил затхлый запах старой бумаги). На одном из листов стояла дата – май 1943 года.
