Что такое «национальность» и почему она у папы не та, Йося не понял, но осознал одно: если у мамы уже выпал снег, значит, они с папой живут где-то на севере. И второе – мама заболела, ее надо привезти домой из этого севера в Архангельск, где значительно теплее, где есть бабушка с дедушкой, а главное – есть он, Йося, который обязательно будет заботиться о маме, и мама перестанет кашлять. С этими мыслями он провалился в мягкую темную яму – наверное, это и был снег, который выпал у мамы, только Йосе было тепло и уютно, потому что на нем были мамины пуховые рукавицы.
Утром Йося твердо знал, что пойдет на своем корабле на север – сначала вниз по Двине, потом в Белое море, а там и север где-нибудь отыщется. Он найдет маму и привезет ее домой. Что делать с папой, он еще не решил – вдруг его не отпустят, дадут новый «срок». Почему с новым «сроком» нельзя возвращаться домой, было за пределами его понимания.
В самый разгар путешествия, когда его корабль уже зашел в Белое море, из магазина вернулась бабушка и позвала Йосю завтракать.
Любовь Григорьевна, или Люба, как ее все называли, была сухонькая энергичная женщина невысокого роста – ниже среднего. Внешность у нее была самая непримечательная: улыбчивое лицо, которое уже начали вспахивать многочисленные мелкие морщины, небольшой, с чуть приплюснутым кончиком нос, густые брови, нависающие над глазами. Но какие это были глаза! Они заглядывали тебе в самую душу и понимали то, что ты, возможно, сам про себя никогда не поймешь. Эти глаза вобрали в себя все страдания и боль ее народа, и Йосе казалось, что в них всегда стояли слезы. Волосы Любе стригла соседка – ровным срезом чуть ниже ушей, все одной длины; по утрам бабушка привычным движением несколько раз ото лба назад проводила по ним горбатым гребнем, который на последнем прочесе решительно втыкала на затылке.
Бабушка постоянно была в движении; Йося не мог припомнить ее сидящей просто так, без дела. Она нигде не работала, но занималась домашним хозяйством и вела весь дом. На ней были готовка, уборка, рынок, магазины, взаимоотношения с соседями, дед, дети, а сейчас и маленький Йося. Бабушка легко, естественно-непринужденно справлялась со всеми делами, никогда ни на что не жаловалась.
Рано утром, пока все домочадцы еще спали, Люба брала две сетки-авоськи и отправлялась в магазин задолго до открытия. С продуктами в городе было плохо, и ей приходилось отстаивать огромные очереди. Зато за это время она успевала узнать местные новости, посудачить с женщинами, обсудить семейные дела и массу других проблем. Маленькая, юркая, бабушка всегда оказывалась в голове очереди и терпеливо дожидалась открытия магазина. Жители Архангельска, почти что поморы, были несуетливыми, с чувством собственного достоинства; в магазин они заходили чинно, не расталкивая друг друга и не пытаясь пролезть без очереди. Дойдя до прилавка, Люба старательно проговаривала продавщице небогатый список продуктов, затем раскладывала покупки по двум авоськам и торопливо шла домой. Как правило, к этому времени дед уже уходил на работу, и дома ее ждал только Йося.
Вот и сейчас мальчик с любопытством наблюдал, как бабушка выкладывает на стол две буханки хлеба, подсолнечное масло в небольшой бутылке с туго пригнанной бумажной пробкой, веревочные бусы из сушек, неизменную треску и два небольших кулька из плотной темно-коричневой бумаги, ловко свернутой продавщицей в конус. Кульки сразу привлекли внимание мальчика – а вдруг там леденцы или конфеты-подушечки, посыпанные сахаром с повидлом внутри? Бабушка перехватила его взгляд и строго сказала:
