Не будь Тоня так разбита и напугана, непременно оценила бы изящество его позы. Из нагрудного кармана бархатистого на ощупь жилета высовывались серебряные часы на цепочке. Цепочка больно врезалась в корсаж. Тоня ощутила это в полной мере, когда танцевала первый вальс новобрачных. Тогда он ухитрился наступить ей на пышное подвенечное платье, щедро украшенное розами и кружевами, и чуть не оторвал подол. Наряд был заказан у известной модистки по последней заграничной моде. За ним долго гонялась Надежда Алексеевна и ликовала, увидев на своей дорогой воспитаннице этот шедевр из материи и ниток, но невесте запомнилась только его удивительная тяжесть. Понятно, в полном обмундировании ходить вовсе не сладко, но бесконечные слои шелка на кринолине – это уж слишком!
Рубашка на Крисницком оказалась слегка помята и расстегнута сверху, чего Тоня никогда не видела ни у одного дворянина. Ах, да, ведь они поженились… Нелепая, приводящая в замешательство мысль. Теперь все будет по-иному. И неизвестно еще, лучше или хуже. Только об этом думать не сладко, да и нет желания.
– Вы замерзли? – спокойно спросил Михаил, небрежно подходя к кровати и опуская на туалетный столик пуговицу, отлетевшую от сюртука, брошенного между этажами.
– Нет-нет, – поспешно ответила Тоня, как бы опасаясь, что он спросит о чем-то еще.
Он наклонился к ней и поцеловал. Ей показался горьким вкус этого поцелуя, пропитанного вином и непониманием. Неуклюже подавшись к нему, она позволила его руке обхватить себя за талию. Она ведь совсем ничего не умеет, хоть бы он подсказал! Но он молчал. Какие-то мысли, догадки и крохи, почерпнутые из книг, не могли в полной мере образовать ее. Какая жалость, что Палаша еще не вышла замуж! Нет-нет, нужно просто покориться, так говорили все…
Почувствовав ее дрожь, которая часто случалась у него самого на промозглом ветру, Крисницкий остановился и посмотрел на Тоню. Что-то в выражении ее ставших огромными глаз отпугнуло его. Как будто на него смотрит жертва, молящая о пощаде. До чего проще водиться с женщинами, смыслящими в подобном много больше него самого! До смешного жаль эту напуганную девочку. Весь хмель и оглушенность от разрыва с Марианной улетучились из сознания. Крисницкий не предполагал, что, потеряв любовницу, будет испытывать подобное. Все ярче по мере того, как он углублялся в себя, вспыхивал саднящий огонек. Как хорошо, как спокойно было, когда он не смел и не желал открывать даже себе уголки собственной души!
Крисницкий вздохнул и встал с постели. Что проку тревожить Тоню теперь? Лучше подождать, пусть не чувствует она себя такой одинокой и ненужной здесь.
– Доброй ночи, Тоня, – обронил он, выходя из комнаты.
Услышав то ли бессильный ответ, то ли сдавленный протест, он усмехнулся и зажег свечу. Всех слуг услал почивать, так что раздеваться придется самому. Да не беда, не в том дело…
Почти впервые в жизни Крисницкий чувствовал, как ему нехорошо в одиночестве. Хорошая идея была жениться. Опережая ход его мыслей, она привела к выводу, что без семьи человек гроша не стоит. Умрет он, и что останется? Несколько заводов, капитал… И что, кому он оставит их, кого осчастливит? Детей братьев, этих желторотиков? Крисницкий против воли засмеялся зло и безнадежно, совсем не так, как Лев. Марианна, Марианна… За что она так жестоко, зачем он такой дурак? На кого он променял ее холодноватое сдержанное совершенство? И надеялся еще, что она поймет, все останется, как было… Да сама мысль об этом уже оскорбление для ее натуры. Безумец, разве можно так обращаться с женщиной? Видно, он так и не научился галантности, хоть и преуспел в искусстве соблазнения.
