– Я не хотел быть жестоким.
– Хотим мы чего-то или нет, это все равно происходит.
Оба замолчали, потом Марианна продолжила:
– Теперь мы оба получили то, что хотели. Думаю, это достойное окончание беспокойного, изводящего романа. Хотя тебе он, конечно, казался манной небесной… Но не будем об этом, – насмешливо добавила она и подняла тонкую руку, облаченную в черную перчатку, видя, как Крисницкий пытается возразить. – Так что жду вас, Михаил Семенович, вместе с супругой.
Крисницкий засмеялся отрывисто, громко, совсем неподобающе женатому барину.
– Я недооценил тебя, Маша. За что так?
– Право, не понимаю тебя.
– Мало того, что отдаешь себя человеку, которого не любишь, так еще зовешь бывшего любовника на торжество? Воистину, с твоей склонностью мучить всех, в том числе и себя, надо писать драмы!
Марианна заговорила взволнованно, жестоко, совсем не так, как произносила отточенные фразы минуту назад.
– Как ты смеешь рассуждать, кого я люблю, а кого нет? И делать подобные выводы? Почему вообще это приходит тебе в голову, ведь теперь ты не имеешь на меня никаких прав. Да и раньше не имел. Мог возыметь, но предпочел иную участь. Так теперь не указывай мне, как вести себя, и не делай трагедии из-за того, как низко я пала, совершая… Ты, верно, думаешь, мезальянс? О, нет, мой дорогой. Это выход из тупика. Хотя я искренне желаю тебе счастья и не могу расстаться врагами. А эта девушка… Тебе повезло, что она полюбила тебя. То ли в силу неопытности, то ли из-за того, что так надо… – сказала она мстительно, понимая, что Антонина Николаевна Крисницкая оказалась в тех же сетях, что и она сама. – Не могу рассчитывать, что она сделает тебя лучше, но все же с ней твоя судьба войдет в спокойное, твердое русло… Скучновато, быть может, но, если правильно повести дело, очень приятно.
– Маша, ты жестока!
– А ты нет, когда говоришь мне подобное?! Будто я виновата, что разбила наш союз! Я раню тебя этим браком? Иначе зачем тебе так отзываться о нем? А ты бесишься несмотря на то, что сам отказался от меня. Воистину, мужское неприличие не знает никаких границ, а вы еще нас обвиняете в бесстыдстве. Боже, какие вы лицемеры! – темный яд слов Марианны действовал на Михаила подавляюще.
Марианна, видя, какой произвела эффект, смягчилась и готова была уже взять его за голову и успокоить, как раньше, но вспомнила, что теперь не имеет на это права.
– Мы должны думать о будущем и отбросить ерунду, что каждый человек обязан найти счастье. Речь, разумеется, не о тебе. Твое существование вполне четко видится мной. Такой роман, как наш, бывает раз в жизни, но мы волей-неволей должны возвращаться к реальности. И быть благодарными за то, что нам дала судьба, иным не выпадает испытать такое блаженство. Но реальность зовет, – почувствовав, что утрирует, Марианна добавила, – то ли мир жесток, то ли мы сами виноваты.
«Ты виноват», – понял Крисницкий.
Марианна могла еще в утешение сказать, что с их противоречивыми натурами все равно ничего бы не сложилось. Но она не могла, потому что не верила в это, озвучивая утопичные мнения и исходы лишь для успокоения. Кто сказал, что они не смогли бы быть вместе, сложись обстоятельства по-иному? Всему виной условности и нерушимость браков… И его тщеславие, будь оно проклято. И теперь, позови он ее, она бы бросила все и перестала думать о благополучии Тони и Лиговского.
