Бабушка смотрит на неё, но как-то мимо…
– А что было самое тяжёлое «там», что хуже всего переносила? Там же надругались, наверное…
– Хуже всего отсутствие предметов личной гигиены в определённые дни…
– Ну а надругательства? Надругательства были? Ты никогда не рассказывала. Почему?
– Деточка, это совсем другой мир.
– Расскажи…
Бабушка молчит. Она как бы заснула… Потом смотрит на внучку и говорит:
– Нет. Не хочу ни вспоминать, ни рассказывать.
– Так ужасно всё было?
Елизавета Карповна отворачивается, потом снова смотрит на внучку… Катя сжалась в кресле… тихо говорит бабушке:
– Тебе больно вспоминать?
Бабушка не отвечает и продолжает смотреть в сторону Кати… прямо в её глаза.
– Нет, дорогая, не больно, давно не больно.
– Тогда расскажи.
Бабушка печально улыбается, слегка покачивая головой, распрямляет спину, сжимает губы…
– Об «этом» нельзя рассказать, «этого» нет в словах, «это» только в самом «этом».
Внучка «во все глаза» на бабулю смотрит.
– В каком «этом»? – еле слышно спрашивает она.
Елизавета Карповна вдруг орёт хриплым голосом:
– Чё, пизда, зыришь? Чё глаза пузыришь?! Ну-ка, здринь, блядина!
Катенька смотрит на то, что ещё мгновение назад было её бабулей… Страшная противная старуха, медленно приподнимается и приближает к ней полуоткрытый рот… рот ощерился и отвратительно хррррыкнул! Катя вскидывает руки и зарывает ладонями глаза.
– О, Господи, – шепчет она, – Господи… Господи…
Отче наш, иже еси на небесех!
Да святится Твое,
Да приидет Царствие Твое,
Да будет воля Твоя, яко нашей и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем
Должником нашим; и не введи нас во искушение,
Но избави нас от лукаваго.
Елизавета Карповна всю жизнь работала учительницей русского языка и литературы. Она всегда носила изящные шляпки, всегда была хрупкого на вид телосложения, всегда говорит тихим голосом, всегда доброжелательна, всем приветливо улыбается, никогда никто от неё не слышал ни одного бранного слова… и не было человека, о котором она сказала хоть что-то плохое. «Ему, наверное, очень неудобно сейчас, надо кого-нибудь позвать из мужчин, чтобы помочь дойти» – это про пьяного дядю Васю, через которого они осторожно переступили на пороге дома. «А что это за лужа»? «Он немножечко переоценил свои силы и не смог вовремя добраться до туалета»… Дядю Васю утащили домой полупьяные друзья, а лужу рас-топали и размазали по всему подъезду вперемешку с уличной грязью и рвотными массами оставленными дядей Васей во время транспортировки… Чуть позже, переодевшись в чистый рабочий халат синего цвета и завязав платочек, Елизавета Карповна тщательно и аккуратно вымыла всю лестницу.
«Катенька, пальчиком показывать неприлично», – сказала бабуля. Катя всю жизнь помнит этот момент и домик зелёненький, который ей понравился, и она показала бабуле какой именно. «Ротик надо закрывать, когда кушаешь, чтобы звуки посторонние из него не раздавались», – это тоже одно из её наставлений на всю жизнь. Катя потом сама уже учила соседских двойняшек: «Не чавкайте, – говорила она с важным видом, – а то выйдете из-за стола». Двойняшки даже жевать перестали…
– Бабуля, – тихо говорит Катя, осторожно открывая глаза, – бабуля…
– Я здесь, – ласково отвечает Елизавета Карповна.
– Бабуля, что это было?
Бабушка молча передвигается по комнатке, она вытирает пыль с фарфоровой статуэтки – толстый повар в белом большом колпаке рассуждает о великий материях, а кот уплетает кусок куриного мяса.
