«О боже, не так быстро!» – подумал Федор. Все ждали его ответа. Анж, прижимая медаль, посмотрела на него с надеждой. Федору было стыдно перед тренером, что он толстый и неуклюжий, но старого тренера, казалось, это веселило.
«Детский сад, – подумал он. – Я давно перерос эти вызовы. Кто я в свои тридцать лет? Машина для зарабатывания денег. Я плачу коммунальные платежи. Я забыл, как прибивать гвоздь, а они хотят, чтоб я построил звездолет. Я застреваю в двери машины, а они просят меня взобраться на Эверест. Зачем мне ставить под угрозу свое достоинство? А если не получится?»
Он с мольбой взглянул на Киру, которая в этот момент, держа во рту резинку для волос, собирала рыжие волосы Анжелы в хвостик.
– Федор, зачем тебе глупый риск? – сказала она. – Посмотри на себя. Ты толстый, малоспортивный человек. Твое место на диване у телевизора, в кофейне с пирожным, в машине с обогревом. У тебя холестериновые бляшки в сосудах. Даже не думай соглашаться, у тебя ничего не получится. Ты свалишься и сломаешь шею. Твое сердце остановится. Игла из велосипеда пронзит тебя насквозь.
Ты умрешь.
Послышался смех молодых спортсменов и гогот старика Волкова. «Спасибо, дорогая Кира, – подумал Федор. – Теперь придется ехать». Ему стало тяжело дышать, сердце сдавило. Он облизнул пересохшие губы и взглянул на Илью Мягкова.
Тот стоял, сцепив руки на груди, рядом с Анжелой.
– «Лежа под периной Да сидя в мягком, славы не найти!»[2] – сказал, покраснев, писатель.
– Один круг, – сказал Ребров, лениво слезая с велосипеда.
– Девять! – сказал старый тренер и поглядел на Федора и Кузьму своими бесцветными глазами, точно волчьими. – Иначе для Кузьмы нет шансов.
Кузьма и Федор недоуменно посмотрели на Соломона Волкова. Первый от удивления, второй от страха, что ставки подняты вдевятеро, а денег нет и на одну. «Неужели он верит в меня?» – с радостным подъемом подумал Федор.
Волков же, тренер Реброва с детства, не видел в нем ничего из его былой физической мощи и сказал это число наугад, по привычке набавляя нагрузку. Но также он был уверен, что за этой как бы случайной надбавкой стоит его опыт: чемпионская техника мастеров, отточенная годами занятий.
Разглядывая со светлым чувством сомневающегося толстого несуразного Реброва, Соломон Волков вспоминал, словно выгружая из дальней памяти, как строгий отец привел Федора, еще маленьким мальчиком в шортиках, на велотрек, как тот увлекся тренировками, как плакал за матами, проигрывая, как с благодарностью бросался на шею тренеру, когда побеждал, как, повзрослев, победил великого Капитонова на чемпионате Европы. «Жаль, он бросил велоспорт, но, похоже, в другом он стал чемпионом, – с сожалением и гордостью думал старый тренер. – Но это я научил его тренироваться, я научил его вставать после падений, я научил его побеждать.
Интересно, каков будет его сын?»
Соломон Волков воспитал десятки знаменитых чемпионов и мыслил категориями железных людей, сверхусилий и великих побед. Каждый год к нему приходили мальчишки, потом уходили, и все же надо было продолжать работать. Старый тренер осмотрелся вокруг, увидел вихрастые головы подростков, увидел потешных семилеток на треке и почувствовал гордость за свою работу.
«Черт, я становлюсь слезливым», – проворчал он.
Они все поднялись на трек и, стараясь не мешать детской секции, встали у перил. Кира, усевшись на длинную скамью с бутылочками, прижала Анжелу к себе.
