К нему подошёл Зимогляд. "Теперь каждый меня будет рассматривать" – подумал Бакунц, но Эдуард заинтересованно уставился в непроницаемый сейчас иллюминатор. Выплыл хоровод звёзд, затем – голубое пятнышко и прилипшая к нему "шестёрка"…
– Видел? – царственно протянул Зимогляд.
– Что… Что? Туман? "Шестёрка" в туманности… А анализатор что выдал по этому поводу?
– Ничего, насколько я знаю. Предупреждений, по крайней мере, не было.
– Вот летим… Ну и экспедиции Центр собирает: считай вообще без приборов.
Зимогляд как-то многозначительно молчал. Наверно его самолюбие первооткрывателя пело сейчас свою песню. Область в пространстве голубого цвета, скорее всего туманность, окутывала их объект полёта, к которому столь тупо летел месяцы, обвитый утонченной аппаратурой "Арамис". Но эмоции и выводы – потом. Тем более что навигаторы уже готовились, видимо, сказать своё слово: всех громко звала Моника. Вреж и Эдик подошли первые.
– Сферу видели?
– Для неё это – сфера.
– А твои приборы её видели?
– Было бы что страшное – они бы не смолчали. Командир эту голубизну должен тоже видеть, ведь мы, наверное, уже сближаемся.
– Не похоже, что сближаемся: не так сильно вращались бы.
– Кстати, полиция наша должна уже отправляться в свой танк, пусть посмотрит на этот туман живьем.
– Как же, в этих капсулах много чего увидишь… Не могут сделать прозрачные конструкции: ведь всё равно же направленный перевод – в скафандрах.
– Вы бы Уджаяни сюда приволокли бы, а то ведь ему, должно быть, тяжело шевелиться-то. – Высказавшись, Моника, тем не менее, пошла за ним сама.
Как по волшебству тут же в дверь заглянул Шеметов.
– Здорово!
– И здоровей выдали…
Вреж поднял голову. Впервые за долгое время он услышал русскую речь. Многоязычие "Арамиса" сводилось к официальному эсперанто, почти все владели английским, которым иногда также пользовались. Остальные же языки были уделом лишь соотечественников и всё это несмотря на то, что каждый владел пятью, а то и более языками. Например: с Даниэлем Жанкевски Вреж мог бы изъясниться и на французском, и на армянском, но всё равно изъяснялся на эсперанто. Наверно так было привычнее, а может и ещё почему. Шеметов и Зимогляд разминали языки:
– Когда перелетаешь?
– Да сейчас. Даниель, вот, подойдёт…
– Туманность видел?
– Да показали… Но я не разбираюсь. У меня другая профессия.
Тяжелая поступь. Это – Уджаяни, подталкиваемый Моникой.
– Ну, где? Что там? Туманностей не видели никогда? Такая срочность.
– Вот, посмотри. Ртутная составляющая почему-то, вон там, подскочила. – Моника любила ясность и не обращала внимания на эмоции неповоротливого коллеги. – Надо спектрограмму сделать при отключенном анализаторе.
– Ну и как ты это сделаешь? – снисходительно протянул коллега. И после паузы: – Анализатор, если бы и сделал аварийный выброс, то сработали бы минимум три защиты. А этот скачок – простой послевакуумный дефект электродов. Туманность инертна, в норме то есть.
– Как ты прямо так уверен?
– А я медлительный оттого, что внимательный. Всё в норме. Другое дело, почему о туманности этой не было информации? Что она, только появилась?
– Нет, ты уж давай делай спектрограмму, – чеканно, с видом знатока постановил Денис, тронув на переносице очки.
– Слышишь, полицейский! Давай Рей заменит тебе твою оптику на что-нибудь посовременнее. – Моника так резко сменила тему, что неподготовленный Шеметов покраснел. Заулыбались и остальные, видя попадание в точку.
