Ланс сел, провел ладонью по изодранной щеке, посмотрел на кровь, оставшуюся на пальцах. Встав, шагнул к Тиль, которую трясло от негодования.
— Врежь еще, — сказал он, осклабившись. Вид у него был дикий: взъерошенные волосы, горящие глаза, кровь, размазанная по лицу. — Дай сдачи. Тебе ведь полегчало?
Тиль с размаху влепила ему ладонью по другой щеке, так что пальцы запекло.
— Ух, бодрит, — он тряхнул головой, попрыгал на месте, как боксер. — Еще разок?
— Ты… ты… Ты изнасиловал мой рот! — выкрикнула Матильда.
— Вообще-то ты сама дала на это согласие, — покачал Ланс пальцем. — Сама попросила.
— Я сказала — поцелуй, а не это вот… — она запнулась, подбирая подходящее слово, но так и не найдя его, махнула рукой.
Ее колотило, как от озноба, и Ланс, шагнув ближе, обнял Тиль за плечи, привлек к себе. Она оттолкнула его, ударила кулаком в грудь. Молния вспыхнула, осветив влажные дорожки на щеках Тиль, и Ланс снова обнял ее. Еще один раскат грома прозвучал совсем рядом, прогремев, как горный обвал.
— Скотина рыжая! Урод! — она забилась в его объятиях, но он лишь прижимал ее к себе теснее, пока она не сдалась и не уткнулась в широкую грудь, пряча злые слезы обиды.
Он погладил ее по спине, и Тиль, дернувшись, высвободилась. Отвернувшись, она вытерла влажные щеки, пригладила волосы и осторожно прикоснулась к губам, которые распухли и горели. У нее родилась целая обличительная речь, и, повернувшись к колдуну, Тиль собиралась высказать все, что накипело, но Ланс остановил ее жестом. Прищурившись, он смотрел куда-то поверх ее головы, и взгляд его снова стал жестким.
— Что? Кто-то идет? — шепотом спросила Тиль, оборачиваясь и глядя вдаль.
Черная громада моря сливалась с небом, и казалось, остров плавает в бесконечном мраке. Либеморт погрузился в ночь, редкие огоньки рассыпались по склону холма там, где еще остались фермы. Огибающая пансион стена подсвечивалась фонарями. В здании тоже горели огни зажженных окон, но один светил неровно, то вспыхивая, то угасая.
— Пожар! — ахнула Тиль. — Пансион горит!
13. Глава 12
Она рванула к дороге, потом вернулась, натянула забытые ботинки. Белый ангел все так же скорбел над старой могилой, и Тиль вдруг почувствовала, что ее распирает от злости. На колдуна, который перешел все границы, на саму себя — за то, что попала в такую ситуацию, на человека, который давно умер, но перед этим прожил долгую и уютную жизнь, а теперь его дух нашел покой, а над прахом плачет мраморный ангел.
— У тебя глаза светятся как фары, — заметил Ланс. Он прикоснулся к дивану, и тот съежился, превратившись снова в кожанку. — Так-то оно круто, и дорогу лучше видно, но в пансионе могут не понять.
Фыркнув, Тиль побежала вниз по холму, глядя под ноги. От энергии, не нашедшей выхода, было светло на пару метров вокруг, но кресло, оставленное Ульрихом у обочины, все равно вынырнуло из темноты неожиданно, напугав Тиль до чертиков. Она шарахнулась в сторону, споткнулась, и Ланс поймал ее за руку, не позволив упасть.
Она сердито выдернула ладонь, глянула в сторону домика — свет горел в кухонном окне, на миг там показался огромный силуэт тролля, но Тиль побежала дальше. Она заглянет к нему завтра. Первые тяжелые капли дождя упали в дорожную пыль, оставив круглые вмятины, ударили по щекам, охладив горячую кожу. А следом под ноги Тиль рухнула рыбина размером с поросенка. Она подпрыгнула на боку, перевернулась, на чешую налипла грязь. Рот беззвучно открывался, а круглый глаз казался слепым.
