Обявили посадку. Николай долго шел, пробираясь сквозь толкучку, держа за руку свою Лору, забыв про всё вокруг. Идущая следом мать с пониманием нежно глядела на сына, вытирая платочком мокрые от слёз глаза. Вокруг кричали одноклассники, другие провожающие, свистели. Толпа вмиг окружила автобус. Люди руками колотили в стёкла, пытаясь привлечь к себе внимание входящих в салон призывников.
Оказавшись внури автобуса Николай занял место у окна, из которого было видно провожающих дорогих ему людей. Среди колышащейся массы он разглядел сначала Лору, а затем маму. Они стояли среди толкавших их людей махая каждая своему мужчине. Увидев с высоты свою вдруг, в один момент постаревшую, ссутулившуюся маму, Николай подумал: «Смотри-ка, как же она постарела. И совсем стала какая-то маленькая, словно усохла. Жалко глядеть. Осталась одна. Но ведь не противилась,
и решение сына идти в армию поддержала». В горле у него пошла волна, собравшая всё там в комок. Ему показалось: ещё секунда, и он зарыдает. Вот будет зрелище. Проглотив спазм и моргнув глазами, Николай, подняв руку, стал махать им, стоявшим среди толкавших их со всех сторон.
Лариса в окружении своих извечных подружек Таньки Пластун, Оли Поляковой и Веры Алёхиной стояла и, о чём-то весело разговаривая с ними, махала рукой. Николай с грустью ощутил вдруг такое щемящее душу одиночество, что в носу защипало, а в лёгких кончился воздух. Припоняв плечи и подняв побородок, он раскрыл рот, чтобы захватить воздуху, и в этот самый момент автобус дёрнувшись поехал. Так, с открытым ртом, он и гядел на удаляющуюся массу людей. А матери показалось, что он кричит им что-то.
Набрав скорость, автобус стремительно помчался в сторону областного центра. Сидящие в нём парни, всё ещё не успокоившись от возбуждения, громкими голосами продолжали громко, перебивая друг друга, о чём то говорить. Николай, опустив плечи, сидел тихий и, погрузившись в какие-то думы, не обращал внимания на окружавший его галдёж.
Рядом с ним примостился Лёха Пеников. Держа на коленях набитый под завязку рюкзак, он развязав его что то искал в пакетах и свёртках.
– А, вот она, родимая, на месте. Удовлетворённо, с теплотой проговорил он и толкнул в бок Николая: – Видал, а?
– Что? – не понял сразу Николай.
– Что-что?! Ты чё, Колян, всё по Лорке печалишься? Перестань, а! Ну в самом-то деле! Ты чё? Ну, будь мужиком! Гляди, какая подружка у меня! – и он показал горлышко бутылки, которую вытяул с самого дна своего рюкзака.
– Сейчас замахнём, и все твои печали останутся в прошлом, Коль. Я, что, думаешь, не понимаю, да? Ты думаешь: Лёха Пеников – раздолбай, который только и понимает что водку глушить?! Нет. Мы же с тобой друзья, почитай, братья. Целых десять лет вместе учились. А теперь вот в армию вдвоём. Ты представляешь, Коля, что это значит?
– Что? – не понял погружённый в свои мысли Николай.
– А то, что если уж мы с тобой столько лет вместе, то это не спроста, понял?! – глядя на печально смотрящего в окно Николая, сказал Лёха.
Мимо проносились частные дома последних улиц их городка. Сады давно облетели, но на некоторых деревьях оставались крепко сидящие разноцветные листья. Октябрь радовал тёплой и солнечной погодой, преподнеся людям подарок. И все старались, докапывали картошку, убирали капусту, морковь, а также делали посадки под зиму.
– Ладно, не хочешь как хочешь. Позже тогда врежем, – сказал Лёха и, засунув поглубже бутылку, завязал рюкзак. Сопровождающий группу офицер внимательно глядел на возбуждённых парней, делая для себя в уме пометки и складывая первое впечатление о них.
