Федулов был среднего роста, плотный, с длинными ресницами и щегольскими усиками. На вид – около сорока. Или даже меньше. Годы прибавляла заметная плешь, которая, впрочем, ничуть его не портила.
Когда отсмеялись, Носков сказал:
– Знаешь, Игорь, если надо убить, убьют и в таком жилете. Но все равно спасибо.
Через минуту Яшин расслышал, как Носков тихонько выговаривал дочери:
– Почему опять одна? Где муж? Леша где?
Лариса скривилась:
– Муж объелся груш. Приносит в дом гроши. Надоело.
– Нашла нового русского?
– Ищу, папочка.
– Я так и понял, – сказал Носков. – И мягко повоспитывал. – Запомни, доченька, теперь каждый твой шаг будет отражаться на мне. Поэтому, прежде чем что-нибудь сделать, подумай.
– Хорошо, если найду, приведу к тебе, – пообещала Лариса.
Носков огляделся, не слышит ли Яшин разговор, и возмущенно прошептал:
– Кого ты приведешь, замужняя женщина? Что у тебя с головой?
Лариса тряхнула челкой:
– Знаешь, папочка, лучше бы ты чего-то другого боялся. Извини, но у тебя штопка на одном месте. Ты считаешь, это нормально? Ты посмотри, как мы живем! Это ж просто срам. Как так можно? Неужели на тебя никто не ставит? Почему у тебя нет спонсоров?
– Замолчи! – прошипел Носков, косясь на Яшина.
Диктор объявила, что произвел посадку самолет, прибывший из Вены. Кузьмин стоял в зале для VIP-персон и смотрел, как лайнер подруливает к аэропорту. Наконец, показались первые пассажиры. Но сына среди них не было. “А может, я не узнал Женьку?”, – подумал Кузьмин. Последний раз они виделись четыре года назад, когда первый секретарь Крымского обкома Кузьмин был с советской делегацией в Белграде.
Зуев вышел последним. Оглядел встречающих и начал лениво спускаться по трапу. Кузьмин пошел ему навстречу. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга.
– Черт возьми! – негромко воскликнул Кузьмин. Он был удивлен. Сын превратился в настоящего мужчину. Глаз не оторвать.
Зуев тоже любовался отцом. Надо же, из крестьян, а как чувствуется порода. Властное лицо, бело-серебристые волосы. Что значит, всю жизнь на руководящей работе. “Как же мне его называть?”
Кузьмин словно прочел мысли сына.
– Ты такой большой. Зови меня теперь отцом.
Они обнялись. Женька ощутил запах дорогого одеколона и вспомнил, что в детстве только мечтал обняться с родителем, ощутить запах его тела. А Кузьмин подумал о том, что сыновья, даже внебрачные, рано или поздно возвращаются к отцам.
Они вышли из аэровокзала и сели в черную “волгу”.
– Ты без телохранителя? – удивился Зуев.
Кузьмин усмехнулся.
– А кому я нужен?
– Тебе, наверно, по штату положено. Все-таки председатель Верховного Совета.
Кузьмин прокашлялся.
– Верховный Совет тоже скоро будет никому не нужен. Не власть и не должность сейчас главное, сын, а недвижимость и деньги.
– Значит, партийные деньги – не миф?
– Не миф. Но я к ним отношения не имею. Они – в руках тех, кто имел дело с зарубежными банковскими счетами. Но у нас с тобой, сын, не менее широкая перспектива. Леонид Макарович, как и Борис Николаевич, хочет показать Западу, что избавляется от излишков военной мощи. В металлолом идут ракеты, самолеты, танки. И под этот шумок некоторые адмиралы нашего доблестного флота хотели бы продать по сходным ценам топливо, суда, как списанные, так и действующие, оборудование, административные здания. Это добро все равно будет кому-нибудь продано. Но лучше, если купим мы с тобой и наши люди.
