– Ну, как ты мог отпустить Сережу? – со слезами спрашивала Алла, перевязывая Носкова. Она чувствовала себя виноватой, дала Носкову уйти расстроенным, несобранным. – Почему вообще тебя охраняет какой-то экскаваторщик? Почему ваша партия не обратится к Валебному? Как министр, он обязан выделить тебе охрану.
Носков скривился то ли от боли, то ли он наивности Аллы.
– О чем ты, Аллочка? Ты что, не знаешь, на кого работает Валебный? Его охрана меня же и укокошит.
– Хорошо, хоть удар пришелся вскользь. Только кожа содрана. А ведь могли пополам расколоть, – чуть не плакала Алла.
Носков пробовал шутить.
– Хорошо хоть правая сторона башки задета.
Алла смотрела непонимающе.
– Левое полушарие отвечает за принятие решений, – пояснил Носков.
– Никуда сегодня не пойдешь. Здесь останешься. И вообще запомни: без меня ты пропадешь – сказала Алла.
Носков не возражал.
Кузьмина и Носкова готовили к теледебатам. Комизм ситуации заключался в том, что их кресла в гримерной стояли рядом.
– Почему вы не надели костюм? – спросила гримерша, пытаясь затушевывать Кузьмину глубокие морщины и разгладить мешки под глазами.
Старик вздохнул.
– Стыдно красоваться. Грызет вина перед людьми. Не справились, профукали власть. Кому?
Носков беззвучно рассмеялся.
– Ну, вы-то пока еще не профукали, Федор Федорович. У вас все впереди.
– Поберегите порох, – огрызнулся Кузьмин.
Гримерша взбила ему повыше вихор. Старик стал выглядеть еще задиристей.
– Это вам надо беречь порох. У вас его с гулькин нос. А у меня – полные пороховницы, – задорно отозвался Носков.
Вели дебаты двое: бойкий паренек и степенная женщина со следами былой красоты. Они явно играли на стороне Кузьмина, но старались выглядеть объективными и глубокомысленными.
Ведущая сказала:
– Человек должен быть либо верующим, либо ищущим веры. Так говорил классик. А вы? В чем ваша вера? Начнем с вас, Федор Федорович.
Кузьмин прокашлялся. Он знал, что будет такой вопрос, но все равно волновался и не мог этого скрыть.
– Вы правы, должна быть религия власти, или вера. Вся моя вера заключена в двух словах – интересы простого народа. Все остальное – от лукавого. Я всю жизнь служил и буду служить нашему народу, до самой смерти.
Прозвучало с пафосом, но искренне, Кузьмин был собой доволен. И теперь смотрел на Носкова. Как тот выкрутится?
– Я отвечу немного пространнее, – сказал Носков. – Вспомните, как мы жили при коммунистах. Мы не могли купить себе очков в красивой оправе. Не могли вставить себе красивых зубов. Не могли ездить в нормальных автомашинах. Не могли купить красивую обувь, одежду, зимнюю шапку. Не могли купить свободно ни хорошей колбасы, ни нормальной курицы, которая была бы не синюшного цвета. Да, что-то было: и оправа для очков, и зубы из металопластмассы, и модная одежда, и вкусная еда, и нормальные машины. Но – только для избранных. Как же можно после этого говорить, что бывшая власть жила интересами народа?
Слова попросил Кузьмин:
– Мы умеем делать выводы из своих ошибок, и мы их сделали. Я имею в виду выводы. Их три. Первый вывод – нельзя отрываться от народа в потреблении материальных благ. Второй – нельзя запрещать частную собственность. И третий вывод – надо дать людям полную свободу слова и политической деятельности.
Носков торжествующе улыбнулся. Старик начал оправдываться, перешел к обороне, это хорошо.
Ведущий заглянул в свою записную книжку и спросил:
