– Да, дел навалило невпроворот – Люда вернулась за монитор, намереваясь допечатать начатое – Отправляем наших в Партенит, на фестиваль детского творчества. Большое дело?
– Я слышал – Васинцев приготовился войти в дверь с табличкой, вещавшей о нахождении внутри директора и многозначительно скривил губы, хотя судьба фестиваля, где бы тот не проходил и под каким бы лозунгом, его абсолютно не заботила – И кого посылаете?
– Ансамбль баянистов – не без гордости в густом голосе ответила Маркова – Наши ребята с Кандинским в прошлый раз ничего не взяли, но это потому что все места расхватали те косоглазые детишки. Как там бишь называется эта республика? Ну не суть. Но уж в этот-то раз они постараются и обязательно получат место.. Пусть хоть бы даже и третье.
– Выходит, в это лето не ожидается талантливых косоглазых ребятишек? – Леня взялся за ручку двери. .
– Не знаю. Но Кандинский сказал, что обязательно место у нас будет. Иначе он кладет голову свою на отсечение.
«Можете точить топор» – хотел сначала ответить Васинцев, потому как баянисты пьяницы Кандинского играли скверно, но затем передумал и толкнул дверь от себя, вошел в комнату, где за столом перекладывала бумаги низкорослая, с копной вызолоченных под рыжину волос, неказистая женщина, в облагающей белесой безрукавке, с огромной грудью, указавшая ему авторучкой на стул с другого края стола . Ног сидящей не было видно, но он-то знал что и нижняя часть ее упругого, перевитого мышцами тела закручена в обтягивающие, поблескивавшие на солнце медными заклепками штаны, которые давя и сжимая, все же никак не могли скрыть хорошей, родственно груди, выпиравшей задницы.
– Принес документы? – узкое стареющее лицо модницы, с мелкими морщинками, присутствие которых должен был скрывать игравший на коже отсветом крем, имело блеклые, скорее голубые чем иного цвета глаза и выкрашенный темно – лиловой помадой приспущенный уголками недовольства книзу маленький, сужающийся при отсутствии разговора ротик.
– Принес все что вы просили – при директрисе детского центра Васинцев был сама серьезность.
– Люда, оформи мальчика – услышав подъехавший к ступеням входа автобус, директриса решила самолично присутствовать при посадке в него детей и, выйдя на улицу, принялась распределять имевшиеся в резерве, не занятые другими, места .
– Ну вот, кажется и наши дождались – сказав это, Люда отошла от окна, оставив перед ним одного юношу наблюдать за суетой, неразборчивой схемой посадки и присела на отодвинутый стул, расписав ручку о край газеты, начав наконец предложенную ей начальницей работу.
– Хорошо сейчас на море – пропела она – Накупаются… Мой дома – белый как сметана.
. Дети-музыканты, грузно неся на плечах доходившие им чуть не до колен запакованные в чехлы инструменты, появились из-за огибавшей здание со стороны улицы окрашенной в этом месте ограды и исчезали, получив прежде прикосновение руки директрисы к плечу или волосам, внутри автобуса.
Выйдя с левой стороны из кабины и отойдя от машины на пять шагов, докуривал сигарету немолодой сумрачный и широкоплечий шофер.
Вобрав в себя баянистов, автобус оказался теперь полон пассажиров и свободных мест больше не было. Через несколько мгновений предстояло отправление. Дождавшись сопровождающего – в спортивном костюме и бейсболке на голове – в котором Васинцев узнал встреченного пару дней назад в кабинете приемной баяниста, шофер отбросил за ограду окурок, вернулся в кабину и , просигналив махнувшей рукою женщине на крыльце, медленно сдвинул автобус с места а затем повернул его за угол, где асфальт выходил к открытым настежь воротам, по обе стороны которых стояли разбитые фонари.
