«Так держать, друг! Гни нашу линию, и мы сломим змею», – в надежде произнес про себя Альберт.
– Ну так что, Ференц? Каково ваше мнение? Все ждут вашего слова, как верховного командующего, – Роджер будто подталкивал герцога Правского к скорейшему ответу, дабы тот не успел придумать чего-либо. Но наместник Юга молчал и продолжал холодно взирать на графа фон Кёнига. Тишина начала давить на всех. Альберт смело смотрел в глаза герцога Сепрентоса. Он никогда не отводил взгляда. Если герцог хочет играть в гляделки, то пожалуйста! Кёниги – род не менее древний, чем Сепрентосы, и их не сломить так просто.
Наконец, маршал Ференц заговорил сухим и жестким голосом:
– Все так, милостивые государи! Наш генерал абсолютно прав. Спорить с его словами бессмысленно. Люди устали, у нас в тылу враги, возможно не до конца сломленные. Горы являются также непреодолимой преградой на нашем пути.
– Я знал, что мы придем к общему мнению, – довольно сказал герцог Гудман и потер руки. – Что ж, тогда поворачиваем? Да, конечно, будет очень тяжко и долго, но черти б меня взяли, если мы не вернемся домой! Пройти всю войну, и не попасть в свою родную страну, когда наступил мир? Нет уж, увольте! Северяне пройдут даже через само пекло, если потребуется.
Альберт фон Кёниг облегченно вздохнул. Разум восторжествовал. Справедливость победила гордость и жадность. Но рано радовались друзья. Герцог Правский прервал их ликование, резко бросив:
– Я не сказал, что мы поворачиваем назад.
Все разом притихли.
– Мы не можем повернуть назад, и это такой же непреложный факт, как то, что солнце светит днем, а луна ночью. Я сказал, что наш генерал прав, описывая текущую ситуацию. И для войны дела обстоят слишком рискованно. Во всяком случае пока. Что касается разрешения Готфрида, то я готов взять на себя ответственность за кровопролитие, если до него дойдет. Вы же все обязаны подчиняться моим приказам. Так решил государь. И всем советую об этом помнить.
– Но почему мы не можем вернуться назад?! – в сердцах воскликнул маршал Гудман. – Что еще нам делать?
– Дражайший герцог, – Ференц Сепрентос поглядел на наместника Севера, словно тот был несмышленым капризным ребенком, – мы не можем повернуть назад, потому что это уничтожит репутацию Великой Унии. Нас попросту засмеют. Победить королевство Тюльпанов и повернуть назад огромную армию, испугавшись микрогосударства и барона-самодура. Как только мы вернемся в наши земли, Готфрид Висболд, наш светлейший монарх, поснимает головы всем руководителям этого похода. Наши две головы первыми будут насажены на самые толстые и длинные колья, герцог. Вы хотите такой участи? Я лично собираюсь еще пожить. Поэтому мы не повернем. Война рискованна, но мы либо победим, либо все поляжем здесь к чертям собачьим! Я достаточно ясно изъясняюсь?
– Тогда поляжем, – сказал мрачно Альберт фон Кёниг. – Потому что барон Вук не даст нам покинуть горы целыми и невредимыми. Он поступил скверно, но я не думаю, что он – сумасшедший.
– Он – сумасшедший, уважаемый граф, – обратился к Альберту Сепрентос. – Знаете почему?
– Не имею ни малейшего представления.
– Потому что он связался с Великой Унией. Нас боятся. Нас боялись и должны бояться в будущем. Наша репутация – это наша сила. Вук решил посмеяться над нами. Он умоется кровью, не будь я герцогом Правским. Кто-нибудь из присутствующих может сказать мне в лицо, что я когда-либо бросал слова на ветер? Я жду, говорите.
