Не оставила мама свое мокрое дело и наутро, когда меня отвезли в райцентр, откуда я должен был уехать на автобусе до Омска, а затем поездом до Урала. Наконец, пожав всем руки и неловко ткнувшись губами в мокрую от слез мамину щеку, я с облегчением забрался в автобус, еще успел помахать провожающим меня односельчанам (они приехали со мной на обслуживающей механизаторов грузовой машине, оборудованной деревянными лавками в кузове и брезентовым тентом над ним) в окно, и поехал.
А перед глазами все еще стояла плачущая мама, и я был сердит на нее: ну что она опять устроила мне при всех, как какому-нибудь маменькиному сыночку, а? Я вон сам в семнадцать лет уехал на Урал, у меня уже больше года трудового стажа, в армию вон берут, значит – не задохлик какой, а она все рыдает. Ну, что это такое, ей-богу?!.
Но вскоре я уже сидел в вагоне своего поезда, пытался заигрывать с моложавой и симпатичной проводницей и напрочь забыл обо всем, что было со мной и вокруг меня до этого. Молодость, что с неё взять?
А всего через четыре дня, когда я уже вечером следующего дня должен был отправиться на вокзал, где группу призывников должны были посадить в поезд на Свердловск работники военкомата, ко мне в комнату (койко-место в общаге я еще не сдал) поднялась с первого этажа недовольная вахтерша и сказала, чтобы я шел к телефону.
– А кто звонит-то? – с недоумением спросил я – за весь год проживания в общаге мне сюда звонили всего пару раз, и это для меня в известной степени было событием.
– Твои родичи, – пробурчала тетя Глаша. – Иди уже, и долго телефон мне не занимай!
Я спустился к вахте, взял лежащую на столе трубку и солидно сказал:
– Слушаю вас!
– Сыночек мой, это я… – сказала трубка маминым голосом, и я чуть не уронил ее на пол.
– Мама, ты откуда звонишь, из деревни, что ли? Откуда номер общаги у тебя? – сбивчиво забормотал я.
– Нет, не из деревни, – сказала мама и всхлипнула. – Па… папа отпустил меня проводить тебя в армию. Я у дяди Яши. Иди сюда скорее, сыночек, я тут уточку варю…
И я как стоял, так и сел на краешек стула, едва удержавшись на нем.
– Но… но зачем ты приехала? Столько денег потратила… Я бы и сам в армию нормально ушел, то есть уехал…
– Да как же, сыночек! Ты же у нас первым солдатом будешь! – с жаром сказала мама (и это была сущая правда – из трех братьев я был старшим). – Поэтому, хочешь-не хочешь, а я тебя провожу…
После еще одних проводин у дяди Яши (папиного младшего брата, у которого я какое-то время жил, пока не устроился в Краснотурьинске на работу) на следующий мы с мамой отправились на вокзал.
Там уже кучковалась сколоченная еще в военкомате наша команда ноябрьских призывников в сопровождении одного из офицеров – он должен был доставить нас на сборный пункт Егоршино под Свердловском.
Я не один был с мамой – других призывников тоже провожали даже по два родителя, а то и целая кучка родственников. Мама все порывалась притянуть меня к себе, я, понятное дело, как истинный мужик и будущий солдат, всячески противился этому.
Но вот прозвучала команда построиться на перроне, я с облегчением вырвался из маминых объятий и торопливо вышел из маленького и тесного помещения вокзала. Мама вышла следом и молча смотрела на меня в неровном, разношерстном строю из пары десятком призывников, и по лицу ее опять текли слезы. «Господи! –с досадой подумалось мне тогда. – Да откуда же она их столько берет?..»
