– Вы действительно такой робкий? – спросила Катя не без любопытства. – Наши водолазы – нахальней нахального, в себе уверены, как бульдозеры…
– Да глупости, конечно, – сказал Мазур. – Это она так шутит.
– Значит, и вы – как бульдозер?
«А ведь выгорит, – подумал Мазур, ведомый мужским инстинктом. – Кокетство в голосок определенно подпущено».
Самое главное теперь – не держать долгих пауз и развивать наступление. На тесной хрущевской кухоньке разворачивалась старая, как мир, игра – женщина должна была не отпугнуть излишней холодностью симпатичного нездешнего кавалера, но и не позволить ему питать вздорные мысли касаемо своей легкодоступности. Кавалер, со своей стороны, должен был уверить, что он не какой-то там истаскавшийся кобель, не способный пропустить ни одной юбки, что он, старомодно выражаясь, очарован. А еще – что люди они взрослые, удрученные одиночеством, а на дворе вообще-то приближается к самому концу двадцатый век, пуританством отнюдь не грешащий…
Получается. Мазур видел по ее глазам, что у него есть все шансы. И не терзался больше угрызениями совести – прав циник Кацуба, не юную школьницу совращаешь, прекрасно знает, чего хочет, главное – жениться не обещать…
Идиллию эту безбожно нарушил Сережа, ворвавшийся с воплем:
– Где-то тут колбаса была! Ага, вот… А вы что это здесь? В отрыве от демоса?
– А мы тут кокетничаем в отрыве от демоса, – сказала Катя не без вызова, и Мазур окончательно уверился: выгорит…
– И как, получается? – спросил Сережа скорее оторопело.
Катя оглянулась на Мазура, засмеялась и с тем же вызовом отчаянно махнула рукой:
– А вот получается!
«Сука ты, каперанг», – подумал Мазур, многозначительно ей улыбаясь. Сережа таращился на них так, словно впервые вспомнил о существовании у гомо сапиенс двух полов, покрутил головой:
– Ну ладно, колбасу несите. Володя, а ты материалы так и не посмотрел? Пошли-ка!
Мазур, насильно увлекаемый из кухни, успел еще переглянуться с Катей, и оба рассмеялись.
– Ты сюда зачем пришел? – недовольно сказал Сережа. – Работать или хвост распускать? – Судя по амплитуде его колебаний, он успел осушить не меньше пары стаканов, пока Мазур подбирал ключики к сердцу милой женщины. – Воркуете тут…
Мазур пожал плечами:
– Очаровательная женщина. Тоже из ваших?
– Да нет, – досадливо поморщился Сережа. – Надина сестра. Ты же с Надей знакомился? Вот где толковая баба, вся жизнь в экологии, без всяких воркований…
«И ничего удивительного», – подумал Мазур, с брезгливым состраданием разглядывая помянутую Надю, ронявшую пепел с сигареты прямо на стол и что-то громогласно растолковывавшую Кацубе, чуть ли не тыча его носом в загадочный синий график. Остренькая истеричная физиономия, пучок волос, стянутых чуть ли не аптечной резинкой, дерганые жесты, землистого цвета кожа… Б-р-р!
– Родные сестры? – спросил он.
Мазур мысленно передернулся. Надо же, как замысловато любит пошутить природа…
Он покорно уселся за стол. Сережа тут же навалил перед ним гору бумаги – пачку газетных вырезок, продемонстрированных с особой гордостью, фотографии, листки бледных ксерокопий…
Мазур без всякой охоты перебрал несколько вырезок, где под статьями с вымученно-сенсационными заголовками повсюду стояло: «С. Оболенский», и тут до него дошло, отчего сосед так нетерпеливо ерзает на стуле.
– А, вот что… – сказал Мазур. – Это ты и есть – С. Оболенский? А почему не Шереметев? Тоже хорошая фамилия, графская…
