Двое полицейских отперли входную дверь, подсобив себе ломом, и одному из них чуть не оттяпали руку с ходу. Дело в том, что за дверью оказались двадцать три псины. И все они прямо-таки помирали с голоду.
Дом опечатали, послали за подкреплением. На следующий день у местечка того толпилось полгорода, ну и мы с Рафферти, конечно, приперлись – не упускать же такое шоу. Шестеро полицейских и Джим Гарднер, грустный старый пьянчуга-ветеринар, а с ними – шестеро-семеро представителей от филиала Американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными, что в Мачиасе, выряженных в белые халаты, – взялись вываливать целые мешки сухих собачьих погрызушек в дом через пробитое в переднем кухонном окне отверстие. Сделав дело, они отошли в сторонку – дожидаться, когда стихнут чавканье, вой, рычание и хруст, порядком действовавшие собравшимся зевакам на нервы.
Затем, когда снова стало тихо, команда бравых двинулась вперед с сетями и электрошоковыми пистолетами. И я впервые заглянул внутрь этого места.
Как Краучи там жили – до сих пор в толк не возьму. Когда-то их дом явно мог сделать честь любому хозяину. Помню, мне сказали, что его построили лет сто назад – и на совесть ведь, из кедрового и дубового бруса. Полоток был сложен из планок, обтесанных вручную, а резные деревянные двери выглядели шикарно – ну, вернее, выглядели бы, не будь перемазаны хрен знает чем. В остальном внутри нашим глазам предстал тот еще трындец – полы все в собачьей дрисне и вонючих лужах, штабеля старых пожелтевших газет чуть ли не до потолка, помеченные со всех сторон и заплесневевшие от влаги. Диван и мягкое хозяйское кресло были разорваны в клочья, набивка усеивала все кругом. Дверца холодильника висела на одной петле, за ней – ничего, пусто. Мебель была вся в погрызах и отметинах от собачьих когтей.
Делегация местной мелюзги столпилась в сторонке от входной двери. Все мы зажимали носы – такая дикая стояла вонь. На наших глазах собак выводили одну за другой и запирали в специально пригнанном фургоне. Многих пришлось выносить – настолько они ослабли и отощали. Наевшись, все они стали довольно-таки послушными – может, им туда какого-нибудь усмирина подсыпали. Помню, многие из них выглядели какими-то сбитыми с толку, ошеломленными. И до жути тощими.
Я отвернулся, когда выволокли мертвых животных. Их оказалось немного – всего четверо. Один щенок, один породистый доберман и пара безродных дворняг. Очевидно, их погрызли другие собаки.
Приехал мой отец. Он был чертовски зол. Затащил меня в машину, а потом просто сидел там, фыркая и покачивая головой. Его лицо становилось все краснее и краснее. Понимая, что он хочет всыпать мне по первое число, я знал, как непросто ему было сдерживаться.
Что ж, я его порядком разочаровал тогда. Ну, не впервой.
Эту историю я поведал своим новым знакомым, пока готовились два шейка. У них, понятное дело, глаза на лоб повылазили.
– Кстати, Бена и Мэри, хозяев, так и не нашли.
– Вообще? – У Стивена была странная привычка тыкать пальцем в человека, которого он о чем-то спрашивал, – так он походил на адвоката, не то оглашающего протест, не то уличающего во лжи. Еще он чуть наклонял при этом голову и из-под темных бровей устремлял на собеседника тяжеловатый взгляд. Да, что и говорить, такому выразительному парню только в адвокатуру, в законники.
– Вообще. Но где-то через неделю появились зацепки. Хотя бы стало ясно,
