Она видела, как мама, захлебываясь в собственной крови, отчаянно открывала рот, что-то пыталась сказать. Тянула к ней руку с пассажирского сиденья впереди.
– Мама, мама! – силилась выкрикнуть Эмма, но не слышала собственного голоса.
Затем что-то темное, могущественное, зловещее пронеслось перед глазами и перехватило мамину руку, отдернуло и забрало себе, разделив их навсегда.
Эмма вскинулась на кровати и распахнула глаза. Хриплое, частое дыхание свистело в легких, доводя до спазмов в груди. Паника, взявшая верх, глумилась над телом и разумом. Умываясь слезами, Эмма силилась закричать, выдохнуть, выдавить эту боль до капли, но вдохи и выдохи получались неполными, короткими, жесткими, ранящими. Мышцы сводило, дымчатая пелена перед глазами не желала расступаться. В голове все еще звенело, словно она вытащила этот звук из сна, принесла с собой сюда, в свою комнату, в свое настоящее.
Сны незаметно подкрались к ее реальности, шагнули через грань и стали оставлять здесь заметные следы – землистой краской на лице, шумом в ушах, слабостью в теле, ворохом мыслей, вечно занимавших рассудок и не дававших сосредоточиться на важных делах. Все это она безотказно забирала из них с собой, цепляясь за каждую возможность вернуть стертые из памяти два года. Только хорошее забрать не получалась, нельзя было забрать оттуда родных.
Прошло уже столько времени, но стало только хуже.
Что-то горячее коснулось щеки, еще и еще раз, в уши проникло взволнованное поскуливание, маленькие коготки зацарапали по плечу, звон затих.
Зрению стала возвращаться ясность. Пушистая рыжая морда в пяти сантиметрах от ее лица испуганно таращилась на хозяйку огромными испуганными глазами, хвост с белым кончиком несмело вильнул.
– Йоши, – выдохнула Эмма, и пушистый комок запрыгал рядом, словно пытаясь вскарабкаться ей на голову.
Мышцы вновь стали мягкими и податливыми. Эмма рухнула обратно, на подушку.
Попискивая и ворча, чихуахуа покрутился рядом с ухом и улегся клубочком в теплое гнездо из Эмминых шеи и плеча.
Утро тихо просачивалось сквозь тонкие темно-розовые шторы и заливало комнату нежными рассветными лучами.
Прозвенел будильник, стандартно запланированный на восемь, чтобы хватило времени собраться не спеша.
Эмма чувствовала вялость, разбитость, желание исчезнуть. В глубине головы привычно ныло. Вставать и тащиться на работу не было никакого желания, не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать, а еще меньше хотелось, чтобы кто-то видел ее. Но выйти сегодня придется.
Девушка прикрыла глаза, окончательно успокоила дыхание, поднялась с постели и направилась прямиком в коридор, к комоду, на котором вчера оставила свою маленькую кремовую сумочку – за первой таблеткой.
Колокольчик на двери оповестил о ее прибытии.
Виолетта, которая раскладывала на стенде подушки с набивкой из душистых трав и сухоцветов, подняла голову:
– Привет, соня! У тебя что, часы отстают? Я уж думала, до вечера тебя буду ждать.
– Разве? – Эмма сверилась с часами на стене. – Время десять, как и договаривались. – Она озадаченно посмотрела на подругу.
– Попалась, – подмигнула та и прищелкнула языком.
Девушки открывали и закрывали магазин по очереди. Сегодня Эмма пришла чуть позже, зато Виолетта раньше освободится.
– Так, значит? А я тебе еще круассан по дороге захватила. Теперь, пожалуй, съем все сама, – Эмма демонстративно пронесла крафтовый бумажный пакет прямо у лица Виолетты и направилась в подсобку.
