И тут неожиданно заговорил серолицый монах. Он смело шагнул вперед и остановился между мной и конем Любослава Дмитрича, воздел руки кверху, как бы призывая всех присутствующих в свидетели.
– Вот, новгородский люд, зрите, что деется на ваших глазах? Ратники Александровы над честными горожанами суд несправедливый чинят… Почто купеческого сына Ивана Шубина наземь с ног свергли? За защиту, на кою он встал, не желая отдать на поругание молодиц новгородских! – Он направил в нашу сторону указующий перст. – Вот они! Эти дружинники, что похоти ради нареченную Иванову невесту, и подружку её, сладкими речами извращали, драгоценностями одаривали, охальники… Силу свою почуяли, вседозволенность?! Им что свей, что новгородец – всё едино!
В толпе послышались негодующие возгласы:
– Так и было… верно сказано… вон оно как… охальники!..
Боярин, почувствовав поддержку серолицего, подбоченился в седле, картинно положил руку на рукоять меча, и заорал, надсаживаясь:
– Вечевого набата захотели, княжьи прихвостни?! Будет вам набат! Аки горох из худого мешка из Новгорода посыплетесь, ироды окаянные! А ну!.. – Он поискал взглядом. – Где Ванятка? Подь, слушай что повелю… Ступай-ка ты за старшиной Данилой Серединным! Зайцем чтоб!
Народ осмелел, заговорил… Любослав Дмитрич подбрасывал им нужные слова, как дрова в раскаленную топку. В паузах продолжал вещать серолицый монах.
– Ё-кэ-лэ-мэ-нэ… – удрученно пробормотал Жан за моей спиной. – Что думаешь делать, старлей? Валим боярина и дальше по ситуации?
– Ша, спецназ… Дела невеселые, конечно. Но кровь пускать рано. Будем ждать развития событий. Нет, убивать никого не стоит – это точно. Прорваться сквозь толпу без лишней крови все равно не получится. Так что, ждем. Действовать будем в соответствии с развитием событий. Главное не сорваться…
Спецназовец удрученно пробормотал:
– Эх… Как там наши в кабаке? Потеряли, наверное.
*****
Данила Прокопович, заметно прихрамывая, появился в окружении четверых стражников, вооруженных короткими пиками. Сумрачное лицо старшины не внушало оптимизма. Судя по шрамам на нём, а также по искалеченной ноге, у местного «полицейского» богатое боевое прошлое. Он обладал цепким взглядом и был немногословен. С его приходом заговорили все разом. В толпе послышались крики, требующие для нас самого сурового наказания. Любослав Дмитрич поднял руку.
– Тише, новгородцы! Тише, говорю! – и, тыча в нашу сторону унизанным перстнем пальцем, обратился к блюстителю порядка. – Старшина! Эти окаянные дружинники возжелали надругаться над двумя молодицами. Надобно их пред народом осудить и примерно наказать! Тебе тысяцкий доверил порядок в городе соблюдать, значица тебе и исполнять, что народ повелевает!
Серединный скользнул по Любославу Дмитричу сонным взглядом, перевел его на нас, потом кивнул своим людям. Стражники, оттеснив боярских гридней, окружили нас. Старшина, подошел ближе, чуть ли не вплотную, встал кособоко, и негромко произнес:
– Ну-кось, сынки, сымайте-ка свои железяки, и отдайте страже. И не мешкав…
Жан скрипнул зубами.
– Пойми, почтенный, то, что здесь про нас говорится – это наглая ложь! Мы просто пришли купить платье…
– Врет! – заорал приведший стражников Ванятка. – Я сам видел!
Любослав Дмитрич приосанился и басовито гаркнул:
– Старшина, повелеваю взять этих двоих под стражу!.. – но под строгим взглядом Данилы Прокоповича осекся, отвел глаза, начал поправлять шапку.
