Прощайте.
***
Айрон ещё раз перечитал написанный текст, написано было так, как всегда писала Сульфур. Зашёл в её почтовый ящик, скопировал текст в окошко и отправил на адрес полиции. Потом ещё раз отправил – на этот раз себе, хотел всё-таки сохранить у себя копию, и тут же удалил его из исходящих сообщений Сульфур на случай, если полицейские будут проверять её ящик, когда найдут труп.
Потом он подошёл к ней, стараясь не задеть пузырёк, который лежал рядом с её телом, со следами яда и с её отпечатками пальцев, и сказал:
– Прощай, моя любимая. Ты сама знаешь, что это единственный выход. Я ведь мог всё тебе простить, и прощал, но только не сына. Только не сына… Зачем, зачем ты это сделала? Ведь всё у нас могло было быть так хорошо. Но я всё равно люблю тебя, Сульфур, слышишь, я люблю тебя.
Потом он наклонился к ней и поцеловал в лоб. И ушёл домой.
***
Во входящих было непрочитанное письмо от Сульфур. Он открыл его, перечитал снова. Текст ему нравился. Письмо, видимо, по ошибке, продублировалось, и он открыл второе, просто на всякий случай, прежде чем удалить.
Второе письмо от Сульфур оказалось гораздо короче. Там было написано:
«Я всегда восхищалась твоим умом, Айрон. Твоя, Сульфур Индол-Кетональ.»
Жара стояла такая страшная, что казалось, что воздух был плотным. От зноя даже было тяжело дышать. В попытках спрятаться от этой жары люди толпами заходили за городские стены в город, который напоминал скорее большой человеческий муравейник, столько было там узких проходов. Улочки то пересекались, то расходились, то упирались в тупик. А то из некоторых вдруг поднималась вверх лестница, взобравшись по которой, снова оказываешься в городе, полном разветвлённых улиц, так что даже невозможно поверить, что дороги, по которым идёшь сейчас, только что были крышами над твоей головой. Окажись в этом городе посторонний, он моментально заблудился бы в этих ходах.
Небольшой сгорбившийся почти незаметный человек, который сейчас быстро пробирался по этим улицам, был явно не посторонний. Ни на секунду не раздумывал он на очередной развилке, он точно знал дорогу, по которой шёл – и шёл по ней явно не первый раз. То поднимаясь, то снова спускаясь вниз, он быстро двигался к цели, по пути опустошая карманы зазевавшихся прохожих. Не только воровством он промышлял – кое-что покупал и перепродавал подороже, порой выполнял чьи-то поручения. Он зарабатывал как мог.
Наконец он достиг городской площади и замер. Его мало кто замечал. Не замечала его и женщина, стоявшая на другой стороне. Сейчас в разгар дня она томилась в ожидании. Клиентов в дневное время было мало. Он особенно любил этот час, потому что почти не боялся, что она внезапно уйдёт. Он часто бывал на этой площади – собственно, он настолько хорошо знал этот город, что любой свой маршрут прокладывал так, чтобы проходить здесь.
Он любил эту женщину. И ему было неважно, чем она зарабатывает на хлеб
Он любил её не потому, что она была невероятно красива, хотя большинство её клиентов слишком торопились, чтобы оценить это
Он любил её за то внутреннее сияние, которой он видел в ней. Он следил за ней изо дня в день на этой площади – как она помогает старикам, как тратит с трудом заработанные деньги, чтобы купить еды чужим детям
Он любил её и не решался сказать ей об этом
Да и какой был в этом смысл? Что он мог ей предложить? Крышу над головой, кусок хлеба? У него самого ничего этого не было.
