– Не похоже, что ты меня учишь, – сказал я.
– А я и не учу, – прошептала она. – Я просто с тобой целуюсь.
Ксения улыбнулась.
– Здесь и учиться нечему. Просто надо целовать так, как хотел бы, чтобы целовали тебя. Можешь быть уверен в себе, ты прекрасно целуешься. Пожалуй, – улыбнулась она, – мне нечему тебя учить.
Ксюша игриво отстранилась от меня. Я с трудом подавил свое желание последовать за ней. Я знал, что так она играет со мной, но не мог и предположить, что будет дальше.
– Я кое-что подготовила для тебя, посмотри в верхнем ящике комода, за тетрадками.
Я выдвинул ящик и, чуть покопавшись там, выудил свежую упаковку презервативов.
Первой мыслью, которая пришла мне в голову – а как она их приобрела и спрятала в тайне от родителей?
– Инна Андреевна? – спросил я.
– Святая женщина, – кивнула Ксюша в ответ, подтверждая мою догадку. – Иди ко мне, Максим. Я тебя ещё многому научу…
***
– Почему прекратил вспоминать? Стесняешься секса с безрукой девочкой? – высокомерно спрашивает Лиза.
– Просто не хочу об этом думать.
Я бросаю ей упаковку презервативов, которую она ловко ловит одной рукой. Костер погас, и еле тлеющие угли бросали на ее лицо красный отсвет.
– Тонкие, – едко усмехается Лиза. – О твоих ощущениях позаботились. Выходит, она все спланировала заранее?
– Разумеется. Пока я играл с ней в шахматы, она играла… во что-то другое.
– Зато ты все ходы запомнил.
– Вечером того же дня воспроизвел игру. Она поддавалась.
– Ну разумеется. И что было дальше?
– Два самых счастливых месяца в моей жизни.
Она отложила презервативы в сторонку.
– Небось, за пределами ее постели ничего не замечал?
– Уже потом, когда вспоминал и все анализировал… Как порой улыбка сходила с ее лица без видимых причин. Как иногда она замолкала, словно теряя интерес и ко мне, и к разговору. Как порой были бесконечны пусты ее глаза, смотревшие сквозь меня.
– Почему тебя это не беспокоило?
– Беспокоило. Но я не хотел об этом думать. У меня же были основания считать, что это связано с ее состоянием. Так что я посчитал, что ей просто нужно время, чтобы свыкнуться и преодолеть. Я был счастлив…
– … и был слепым дураком.
Я молчу. Лиза совершенно права.
– И как все закончилось?
Об этом я вспоминать не хочу. Но, похоже, без этого никак. Я глубоко вздыхаю.
– Начинался июль, ее мама взяла отпуск и сама сидела с Ксенией, Инна Андреевна уехала на юг на пару недель. Я не ходил тогда к Ксюше, так как она все еще не хотела знакомить меня с родителями. Прошло чуть меньше недели с последнего моего визита. И вот она набрала мой номер – уже справлялась с телефоном ногами. Легла на трубку со своей стороны и сказала мне, что ей очень жаль, что приходится звонить, но возможности поговорить лично нет. Сказала, что она срочно и надолго уезжает и не знает, когда мы увидимся вновь. Сказала, что любит меня – первый раз за все время. Поблагодарила за то, что был рядом. Сказала, что я со временем пойму ее и прощу. И попрощалась. Последние слова – сквозь слезы.
Лиза молча смотрит на меня. Она – то есть я – знает, что было дальше, но мне надо проговорить это вслух.
– Я был у ее дома через полчаса. Опоздал. Скорая у подъезда, накрытое простыней тело, кровь, растекающаяся по грязному асфальту, распахнутое окно наверху. Врачи спокойно чего-то ждали, подготовив носилки. Рядом с ними выла худая женщина, закрыв руками лицо – это была ее мать. Какой-то мужчина с черной папкой под мышкой – возможно, следователь – приподнял простыню и оценил положение тела. Я увидел копну ее волос… Еще неделю назад мы занимались любовью, и я шептал ей, как люблю ее, зарываясь в ее золотистые локоны. А теперь ее волосы были малиновыми и слиплись в отвратительные клочки. Крови было очень много – Ксюша жила высоко. Я развернулся и ушел.
