Кто в игре? - страница 2

И тут, не успел Алекс сделать и нескольких шагов, как перед ним снова возникла недавняя знакомая. Она только что вышла из гостиницы и встретила посыльного, который доставил ей письмо от мужа с адресом, куда она должна была отправиться. Увидев Алекса, она даже вскрикнула от радости. Теперь от ужина с ней, если не кривить совестью, было никак не отвертеться. Хорошо ещё, что она спешила, и Алексу удалось, не рискуя показаться невежливым, избавиться от неё через пару часов.

На прощание она пожала с честью прошедшему через все испытания Алексу руку и одарила его более чем милостивой улыбкой:

– Ничего, что я вас сегодня так помучила? Зато вы меня отвлекли, и мы не попали ни в одну воздушную яму или я их не почувствовала благодаря вам. Простите ли вы меня? Я такая, а вы другой, в сущности, мы все разные, и нужно только найти правильный подход. Согласны?

Она сказала это смиренным и немного приглушённым голосом, и Алекс заметил на её губах не только улыбку, но и отсутствие вызывающей помады, от следов которой она, видимо, избавилась совсем недавно. У каждой женщины – множество лиц. Чтобы понять женщину, нужно прежде увидеть все её лица. Пока это лицо ему нравилось. Да, взбалмошная, но совершенно безобидная вертихвостка.

Алекс учтиво поклонился и про себя возблагодарил Господа за то, что ему в ближайшее время не придется летать. Он предпочитал путешествовать по земле.

Тот день, потраченный на перелёт и общение с миссис Лафар, если и не выветрился полностью из памяти Алекса, то остался для него не более чем забавным эпизодом.

Снова вспомнил о нём Алекс, лишь когда до него докатилась новость, всколыхнувшая весь теннисный мир. Да и не только теннисный, поскольку весть об этом событии засветилась во всех таблоидах.

На том самом турнире, о котором поведала ему Шанталь, а речь шла про Уимблдонский турнир, её мужу, Стивену Лафару, удалось пройти во второй круг и тут, как назло, испортилась погода. На главных открытых английских кортах это обычное явление, даже бывали случаи, когда соревнования затягивались на недели. Многие болельщики настолько привыкли к местным капризам погоды, что специально планировали задержаться, чтобы посмотреть самые важные из матчей до конца. Лафар тоже получил передышку, однако после того, как погода снова наладилась и над кортом засветило долгожданное солнце, теннисист-ветеран потерпел неудачу. В упорной борьбе со своим соперником из Родезии Стивен выиграл первый сет. А во втором на подаче соперника при счете 15-0 в пользу подававшего, Стивен нырнул за уходящим мячом и растянулся на корте. Известный своими постоянными спорами с судьями, Стивен и в этом матче оспорил два мяча. Поэтому, когда Стивен упал, а мяч приземлился в линию, все ожидали, что он вот-вот поднимется и примется за своё любимое дело – долго и упорно спорить с судьёй. Возможно, он при этом получил небольшую травму, но не она стала причиной того, что Стив так и не смог подняться с травы. Подбежавший врач обнаружил, что Стивен потерял сознание. Его спешно унесли под трибуны, защищавшие от палящего солнца, и там, ко всеобщему удивлению, он и умер. Последними словами Стивена перед смертью была загадочная и в то же время бессмысленная фраза «Кто в игре?». Словно он понимал, что игра ещё не закончена, но не узнавал никого из окружающих.

Алекс прочитал об этом трагическом происшествии в газете. Уже неважно в какой – любая мало-мальски значимая газета отвела событию в тот день первую полосу. Врачи констатировали, что смерть теннисиста наступила в результате «обширного кровоизлияния в мозг». Первые свидетели – служащие, переносившие Стивена, сошлись в показаниях, что сразу обратили внимание на багровый цвет его лица. Все газеты, как одна, изложили официальную точку зрения следствия – теннисист принял стимулирующий препарат, среди побочных действий которого было резкое повышение артериального давления. Принял сам до игры или подмешал в воду, которую он пил во время игры. Делался вывод, что, мол, ветеран не рассчитал свои силы, нужно было давно уходить с корта. С поисками иных причин следствие зашло в тупик. Непонятно, кому ещё на самом деле была нужна его смерть, ведь после него остались одни долги.