– А рисунки?
Лет до пятнадцати, пока не начал потихоньку вливаться в криминальный мир нашей семейки, я любил рисовать. Впрочем, любить – совсем не отражало моей страсти. Я рисовал везде: дома, в школе, на заборах, в заброшках на стенах, на обратной стороне тетради, на альбомных листах, на обоях и парте. Получалось – по заверению друзей и родственников – очень неплохо. Рисовал в основном могучих воинов в доспехах, с мечами наперевес, да обнажённых дев, учась по репродукциям Валеджио и Райо. Выходило натуралистично. Самые лучшие украшали стены моей комнаты, часть разошлась по друзьям и знакомым. Я даже год в художке отучился, а потом затянул меня водоворот опасной уличной жизни, и я всё забросил.
Егор тяжело вздохнул.
– Тебе лучше этого не знать.
– Ясно, сожгла. Ну да ладно. Где Ольга, кстати?
– Учится в столице.
– А остальные? Мать, отец, кто там у нас ещё на ниве семейного бизнеса подвизается?
Брат погрустнел.
– Мать, после того, как Лизку похитили, приболела, вся на нервах, давление там, и всё такое. Я ей укол поставил, сейчас спит. Батон у себя сидит, ему ничего и не сказали, он что-то совсем в последнее время сдал, из комнаты почти не выходит. Сказать им, что ты приехал?
– Пока не надо.
– Иван, братуха двоюродный – ты должен помнить, с Сонькой поехал.
– Ладно. Сеструху дождёмся, тогда и созовём семейный совет. Ты вообще в курсе происходящего?
– Без деталей.
– Понятно. Ты чем в нашем, точнее, в вашем бизнесе промышляешь?
– Компы, программы, сбор данных, ну и так, по мелочи. Взломать, инфу слить или, наоборот, залить, в базы изменения внести.
– Хакер, значит.
Брат поморщился.
– Программист серый. И это, у нас сейчас серого дохода почти нет, изредка, если кто сильно важный попросит. Мы давно уже честным бизнесом занимаемся.
– Ну, ясно. Ладно, оставь меня пока одного. Сонька появится – семафорь.
Дождавшись ухода брата, я принялся вяло ковыряться в шкафу. Из всего моего добра остались: любимая кожаная куртка, с потайной кобурой в рукаве, чёрные джинсы с усиленными коленями, кепка-восьмиклинка, чёрная водолазка и… И больше ничего. Ну да, Рыжая всегда как огонь была.
Я снял с вешалки кожан. Из темно-корчневой, почти черной кожи: толстой, чуть ли не ременной, плотной – не всяким ножом пробьешь – и тяжелой. Такие сейчас не делают. Пожалуй, единственное, оставленное здесь, о чём я жалел. Впрочем, нет – вру, не жалел, даже ни разу не вспомнил. Зачем мне в новой, светлой жизни была нужна гопническая куртка? Вот-вот, на хрен она мне не упала, но сейчас, пожалуй, пригодится.
Достал вещи из шкафа, понюхал. Пахнет, не сказать, чтобы свежестью, но чистотой точно, и можжевельником. Видимо, прежде чем закинуть то немногое, что осталось от моей жизни в шкаф, сеструха, а скорее – мать, постирала вещи.
Стянув свои тряпки, я надел водолазку и джинсы, накинул кожан на плечи и посмотрел в зеркало. В плечах село ничего, а вот в объёмах велико. Да, как мало от тебя, Разгон, осталось. За эти пятнадцать лет я, хоть и прибавил немного в росте, но зато и потерял килограмм пятнадцать. Занятия штангой и боксом поменял на йогу и стрельбу из Дайкю7– очень последнее успокаивало и приводило мысли в порядок. Но это ничего, так даже лучше, проще будет за плёткой лезть. А в том, что пекаль8 мне понадобится, я ничуть не сомневался. Не знаю, чуйка наверное – сколько раз она меня на границе выручала. Но, правда, один раз и подвела, ладно хоть не под монастырь.
