Я выплевываю окурок, высекая искры об асфальт, и пытаюсь спросить у нее издалека, отчетливо шевеля губами: «Отсосешь ему?»
А чтобы было понятнее – свободными руками жестикулирую.
«Да, Сашенька, отсосу», – озвучиваю в ответ то, что не могу разобрать через стекла закрытой машины.
– Смотри там! – уже вслух проговариваю я и пальцем грожу. – Чтоб блестело там все. Как «восьмерочка»!
В этот момент я сделал самую добрую, самую натянутую улыбку, что мог изобразить. Мне кажется, они слышали, че я сказал, но пока еще не поняли.
Дверь со скрипом открылась.
– Ты че, охуел?
Тип оказался куда крупнее, чем показалось сначала. Он и вправду был огромный. Ну ниче. Если и получать по морде, то хотя бы так.
– Иди, блядь, отсюда, выродок! – пытается подбирать благородные слова паренек.
Спортивные штаны выдают в нем спортсмена. Спортсмен – это хорошо. Кому еще плодить здоровую нацию, как не спортсменам? За рулем, трезвый. На вид лет двадцать семь, а клеится к семнадцатилетней девочке.
– Педофил, что ли? – полушепотом произношу я, чтобы если и прозвучало, то не так грубо. А вообще, лучше, чтобы и не дошло вовсе.
– Извините, обознался. Думал, друг сидит, у него такая же «восьмерка», – нагло вру я и не краснею, потому что бледный и блевать хочу.
«Вот блин», – наблюдаю я, как с хрустом и скрежетом открывается вторая дверь. Вот щас начнется… Она-то уж точно слова подбирать не будет.
– Ты че, Аксаков, совсем берега попутал? Ты думаешь, я не поняла, че ты там пиздел? – Она как-то стремительно преодолела расстояние между нами и шлепнула мена по башке открытой ладонью. Трезвая, наверно.
– Бля, прости, я пошутил! – извиняюсь я и тут же начинаю неистово хохотать.
– Кто еще сосать будет, сука ты, Аксаков! – Видно, что ей больно бить ладонью по черепу. Бьет, дура, больно ей, а ведь все равно бьет. А я на жопу ее смотрю. Вот не будь этого гнильца, что сверху, – женился бы на жопе этой, а так…
Тип смотрит с недоумением. Вот он-то точно по губам читать не умеет. Он точно спортсмен. Аня не спортсмен – прочитала. А спортсмен – нет. По губам не прочитал. Да и не по губам – тоже не прочитал бы. На мое счастье.
А она все верещит свои: «Иди нахуй, Аксаков!», «Чтоб ты помер в кустах, Аксаков!». Верещит и долбит по голове. Уже больно и мне становится, а она все колошматит. Жопа трясется в этих полупрозрачных «штанах», а спортсмен смотрит на нас и не понимает ничего.
– Чтоб блестел, сука? Да? – не перестает она, и мне тут же надоедает это представление. Я поднимаюсь и делаю два шага назад, с трудом держа равновесие от выпитого. – Урод, блядь. Мы с тобой завтра поговорим!
– Я не приду завтра. Посмотри на меня! – развожу я руками. – Я стою-то кое-как.
– Да насрать мне! – Она прячет опухшую ладонь за спину, и мне становится ее немного жаль. – Ты сука…
– Ладно. Извини. Пошутили, и хватит, – я реально подумал, что мне ее жаль. Прям даже растаял, глядя на нее. – Прости еще раз, и хорошего тебе вечера.
– Перегнул?
– Перегнул…
– Вот именно, – она гордо разворачивается и садится обратно в машину.
Спортсмен тоже садится, и видно, как через это дешевое китайское стекло он начинает сыпать на нее вопросами. Эх… знал бы он, что я не конкурент нифига. Эта дрянь только со спортиками и тусит.
Я закуриваю еще одну, пусть даже угольки на асфальте от предыдущей не догорели. Пару шагов к скамейке с беленькой и слышу, как дверь «восьмерки» снова открылась.
