«Куда смеяться? или В поисках рофла» - страница 41

Концептуализация: По идее он, как типичный мужик, должен был обидеться и подумать, что я типичная девка и вообще алкашка.

В голове ее вплыли воспоминания о первой встрече с ним.

Память: А он ведь скинул домашку тогда…

Драма: И, наверное, расстроился из-за меня…

Риторика: Настроение только испортил, козел!

Концептуализация: Страдание – это часть нашей жизни, можно и пострадать немножко.

Риторика: Пусть из-за мужчин страдают мужчины, вот и все.

Проплывающие по течению новостной ленты посты фем. пабликов лишь подтверждали эту мысль.

Авторитет: Мама ушла.

Драма: Она тоже мучается со мной… Я ужасный человек, не стала бы жить с такой как я!

Риторика: Еще один пунктик против института семьи.

Память: Точно! Я ж хотела посмотреть видос про русскую тоску!

Алгоритмы Youtube с радостью предложили ей то, что ожидало ее там еще до того, как она изголодалась по этому. Автор ролика сразу начинает протягивать свои меланхолично-заботливые руки к ее лицу, погружая в серую эйфорию, что называется, русской тоски. Лишь солнечный пейзаж за окном слегка смазывает впечатления, будь оно не ладно… Но периодически приглушающийся тембр голоса, читающего стихи, рассказывающие о нелегкой русской души, и эмбиент, манящий своим зыбким, сновидческим воздействием, уже растворили Лену в ткани ПостРоссии. «Как жалко то, что родина не мать, а мачеха» – заканчиваются стихи, и Лена уже не в комнате, а в мире серых панелек и грустных березок.

Электрохимия: Literally me…1

Логика: Наукообразная подача контента убаюкивает.

Концептуализация: Есть разница между сплином и русской хандрой!

Драма: Брюсов, Достоевский… равнина…

Авторитет: Чувство понятное всему русскому народу!

Электрохимия: Этот самый двор… площадка… Ностальгия! Ностальгия! Еще!!

Авторитет: Любить родину – больно…

Драма: Как тут не испытывать тоски?

Тоска вошла в нее и заполнила пустоту, и она долго не хотела ее выпускать из себя. Она подошла к матери на балкон и спросила:

– Мама, я-я-я – не удалось договорить, поэтому обняла маму.

«Че это с ней?» – подумала Дарья, после чего расслабилась в объятиях дочери.

– Ты извини, что накричала на тебя вчера вечером – заговорила она.

– Ничего страшного, я от тебя никуда не уйду – ответила Лена из-за ее спины.

– Я понимаю, тебе нужно общение со сверстниками все-таки, а я же мешаю.

– Не мешаешь… не думай так – глазницы ее потихоньку наполнялись влагой.

– В общем, я хочу сказать, что ты можешь гулять, но домой не позднее восьми! – мать погладила ее немытую голову.

– Хорошо…. мама…

***

Незаметно для Сережи наступило время определяться со своими научно-исследовательскими интересами. Вчерашние школьники, конечно, посещали выступления старшекурсников, которые представляли свои работы, однако Сергею это виделось, скорее, как вынужденное, вознаграждаемое баллами, посещение мероприятия. Выступающие говорили о каких-то невиданных доселе темах, произносили какие-то сложные неизвестные наукообразные слова, от которых разило непричастностью к реальной жизни. Сергей уже привык, что лекции по некоторым предметам можно пропускать, тем самым добыв несколько часов на здоровый сон. Однажды он пришел ко второй паре и обнаружил какую-то непривычную суматоху, ему сказали, что он пропустил распределение студентами своих научных руководителей. Затем он решил посмотреть оставшихся преподавателей в списке еще не разобранных: там осталась секция лингвистики и лишь один преподаватель по литературе – Алилуева… «Это так ты меня решил наказать за пропуски пар?» – вопрошал он, воздев руки к осыпавшемуся и уже заплесневелому потолку. Возможно, там он хотел увидеть или хотя бы почувствовать что-то вроде бога, но сам уже давно догадывался, что если там кто-то и есть, ему плевать, никто его не услышит и не поможет, ему одному разгребать эту известного цвета субстанцию. Он решил, лучше уж литература, нежели русский, который его отталкивал своими во многом иррациональными правилами.