– Мастак ты заливать, – восхитился другом Сашка большой, – я чуть не поверил, а Панька наверно в штаны наделал от страха.
Панька привык быть предметом насмешек и радостно улыбался от того, что не помрёт, поспешая за друзьями. А вот и долгожданный малинник.
Банки были у всех почти полны малины, как вдруг неподалёку раздалось ворчание, и зашевелились кусты, затрещали сучья.
Пацаны замерли в страхе, глядя, как в малиннике мелькнула медвежья морда с разинутой пастью – медведь тоже пришёл полакомиться малинкой, потеряв бдительность, как и они.
Не разбирая дороги, пацаны ломанулись прочь, и остановились, только отбежав от леса на приличное расстояние, и оглядываясь; нет ли погони?
Отдышавшись, побрели прочь от ставшего таким страшным леса. Корзинки и банки были при них, никто не потерял грибов и ягод, а это главное для них. Остаться без добычи для путешественников было хуже смерти…
Дед бодро работал фуганком, шлифуя бруски для очередной оконной рамы на заказ. Чувствовал он себя неплохо, и бабушка тоже была довольна, поглядывая на мужа с надеждой и радостью: дай бог ему здоровья.
Взяв в чулане очередную банку с прошлогодними огурцами, она вышла в сени и увидела, как дед выронил из рук инструмент и, словно споткнувшись, упал ничком в стружки на полу.
– Ты што, старый, на ровном месте спотыкаешься? – Не поверила она плохому. И подошла к мужу. Наклонившись, потрепала за плечо и выпрямилась, медленно осознавая случившееся, и не желая верить в это.
Выбежав из сеней за помощью, увидела дочь, направлявшуюся к ним по тропинке от своего огорода. За руку она тащила упиравшегося Вовку. Тот не хотел идти пешком и рыдал, просясь на руки, но мать не обращала на его ухищрения никакого внимания.
– Тоська, скорее, с отцом плохо, – пыталась она кричать дочери, но горло словно забило ватой, и она побрела в сени, шатаясь.
Подхватив сына под мышку, дочь побежала к ней, почуяв неладное…
– Панька быстрее всех драпал, как тока штаны не потерял, – ехидничал Симак, и друзья хлопали Паньку по плечу, радуясь, что убежали от страшного зверя. Панька радовался больше всех, возглавляя отступление…
Лодка стояла на прежнем месте, покачиваясь на волне. Погрузившись, все вздохнули с облегчением, и на вёсла теперь сели Ванька с Васькой на пару.
Гребли они ровно, умело, и лодка быстро приближалась к родному берегу.
Оба Сашки и Панька готовились к высадке.
Вот лодка уткнулась носом в берег, и измученные путешественники вылезли из неё на траву; Сашка большой привязал лодку цепью, подхватил вёсла и вслед за друзьями зашагал к переулку, домой.
Мальчишки устали и шли молча, сжимая в руках дары леса, даже Симаку не хотелось подшучивать над Панькой. Подъём в гору не казался им, на сей раз, таким же лёгким, как обычно.
В переулке все разбежались по домам.
Ванька с удивлением увидел раскрытые настежь сени и, захлопнув дверь, вошёл в дом, готовясь порадовать деда с бабушкой добытыми с таким трудом грибами и ягодами.
В квартире толпился народ: все соседи собрались у них дома, даже Васькины родители, даже пьяница-бурлак Санька, тихий и трезвый, стоял, вытянув шею и глядя впереди себя жалостливо, с уважением, утирая рукавом слёзы, скатывающиеся по небритым щекам:
– Пришёл вот проведать Иван Яковлича, а тут на тебе, такое дело, – бормотал он потерянным голосом, обращаясь к бывшим соседям, но его не слушали. Не до него было.
