– Я сейчас деньги получу – наличку… Которые мне никак не отдавали – помнишь, еще в прошлом году брал у меня Лёха, из Питера… Вот, можешь взять сколько надо и журнал свой открывать. Ты же все хотела…
– Как журнал… А ребенок?
– Который из них? – Александр Виноградов смотрел на меня со своей самой страшной улыбкой.
– Тот, которого мы хотели родить. Я ведь ходила сейчас на рентген…
– Ты же сказала, что в этот раз не очень больно было.
– Не очень. И у меня оказались всё в порядке. И наладился гормональный фон…
– Ну и славно. В конце концов, журнал не помешает тебе рожать.
– Как не помешает?! Если я займусь журналом – это же исключено!
– Ну исключено, так исключено, – снова улыбнулся он.
– Саша… Ты что, не хочешь больше ребенка?
Я прекрасно понимаю, что это изначально проигрышная позиция по отношению к мужчине, количество мужских генов которого вызывает сомнение даже у районного гинеколога.
Саша Виноградов тяжело вздохнул.
– Хочу. Двоих, троих, четверых…
– Всех – от одной женщины? От меня, да?
– М-м-м… не припирай меня к стенке, Воскобойникова. Со мной так не получится. Даже у тебя.
– Саша…
– Родинку вот эту надо тебе удалить. Некрасиво.
* * *
– Лен! Воскобойникова! К Харитонычу! Вера Петровна просила тебя найти!
Люда могла бы орать и потише. Хотя она часто служит рупором у секретарши Харитоныча, важной советской секретарши Веры Петровны, давно уже привыкшей суетливые функции перекладывать на всех желающих, в основном новеньких. Людин громовой голос с украинской грудной волной, рождающейся в недрах колоссального бюста, слышен был до первого этажа. Что меня искать – я сижу за своим столом и пишу слово за словом, скучно и правильно. Слова по порядку, минимум вводных слов, нейтральный тон, в предложении не более девяти слов. Образцовый стиль.
Я дописала строчку и спокойно отправилась к Харитонычу. За несколько лет работы в ТАСС Харитоныч ругал меня, кажется, один раз – когда я с недолеченной простудой вышла на работу. Харитоныч – однокурсник и друг моего отца. Но главное он – тот самый блат, по которому я попала на работу в ТАСС. С первого дня он меня опекал, больше, чем надо, хвалил, определял мне самые интересные темы и хорошие премии к праздникам. Я с легким сердцем вошла к нему в кабинет.
– Добрый день, Николай Харитоныч!
– Присаживайся, Воскобойникова!
Я внимательно взглянула на него и осталась стоять.
– Я слушаю вас.
– Да нет, это я вас слушаю! Воскобойникова!.. – он крякнул, прокашлялся, поерзал и сказал другим тоном. – Ладно, садись поближе. И скажи мне, старому дураку, что такое «русский размер»? Это что – очень большой размер? Или какой-то не такой, как у всех?
– Это… – Я поняла, наконец, причину ярости Харитоныча. Статья про Женю Локтева. В мужском журнале.
– Не надо! Ничего не говори! Это – порнографический журнал! Где печатаются мои журналисты и гордо подписываются «собкор ТАСС». Надо же – собкор ТАССа и порножурнальчика одновременно!!!
– Николай Харитонович…
– Не надо! Не надо! Мне уже позвонили, сказали!.. Я понимаю, если бы кто-то еще… Но – ты? Я что, для этого тебя столько лет тащил? Чтобы ты позорила, поганила, можно сказать…
Мне вдруг стало душно. Душно и плохо. И ничего больше не надо.
– Я пойду, Николай Харитоныч.
– Куда это ты пойдешь? Ты пойдешь тогда, когда я тебя… Да ты что же, решила, что тебе все можно?..
Мне показалось – что-то горячее разлилось у меня на одном виске, плавно перетекло на лоб и стало опускаться на другой висок, больно давя при этом на глаза.
