Я тихонько присвистнула:
– Даже так…?
Юрка нахмурился и очень серьезно и веско ответил:
– Даже еще хуже… Я просто пугать тебя не стал.
После таких речей, разумеется, я клятвенно пообещала другу держаться от Казимира подальше. Но перед тем как расстаться, я его попросила несколько застенчиво:
– Юрик… Не мог бы ты пробить еще парочку товарищей? – Он нахмурился, наподобие бога Зевса перед тем, как тот собирался метнуть свои молнии в провинившихся людей. И я его поспешила заверить, что эти граждане, к которым я проявила любопытство, вовсе не имеют никакого отношения к Сташевскому. Мол, так, просто случайные знакомые, с которыми бы я хотела пообщаться на вполне себе безобидные темы, связанные со Свято-Троицким монастырем.
Юрик очень удивился, пробормотав:
– Ну, Евдокия… Широта твоих интересов меня поражает. А монастырь-то тут при чем?
Я пожала плечами и неопределенно промямлила:
– Так… Кое-какой интерес к старинным рукописям…
Друг нехотя проворчал:
– Ладно… Давай твоих граждан. Гляну, что за люди…
Я торопливо подсунула ему листок с двумя фамилиями моих недавних знакомцев из монастыря. Еще раз взяв с меня клятвенное обещание «не лезть, куда не просят», мы с ним расстались. В своих заверениях «не лезть» я была очень искренней, твердо намереваясь сдержать свое слово. Но я не учла одного: я-то собиралась держаться от этого дела и от граждан с сомнительной репутацией подальше, только вот ни это дело, ни эти граждане подальше от меня держаться никак не хотели. И повлиять на их желания я, увы, уже не имела возможности.
Убедиться в этом я смогла буквально минут через пятнадцать после того, как рассталась с Юриком. Вся в невеселых думах, я брела по бульвару в сторону магазина, когда меня будто кто-то толкнул в спину. Я, сбившись с шага, нерешительно оглянулась по сторонам. Ничего особенного. Люди, спешащие по своим делам. Мамаша с коляской, старичок-пенсионер, покупающий газету у ларька, пара ребятишек на скейтах. Нет… Так дальше жить нельзя! Иначе, и вправду, недолго оказаться в скорбном доме! А планы на жизнь, как я правдиво сказала Юрику, у меня были большими, и среди них точно не было места докторам по психическим заболеваниям! Тряхнув головой, будто отгоняя дурные мысли, я решительно зашагала к месту своей работы. Но ощущение, что мне кто-то упорно смотрит в спину, никуда не делось. Что за чертовщина! За свою не очень долгую, но достаточно бурную жизнь я научилась безоговорочно доверять своей интуиции. И взгляды, направленные на меня, чувствовала безошибочно. Причем эти ощущения имели свой цвет и даже запах. Ревнивые и завистливые взгляды имели грязно-серый цвет с лиловыми полосами, злобные взгляды были бордовых оттенков. Ну и так далее… А этот взгляд был равнодушно-холодным с цепенящим оттенком серо-голубого цвета, напоминающим леденящий душу северный ветер. Словно человек смотрел на меня не как на личность, а будто как на какой-то предмет. Такие взгляды бывают у охранников в супермаркетах. Потому что охраняли они не людей, а предметы. А к предметам какие могли быть чувства? Для них было главным, чтобы эти самые предметы не стибрили. Вот и я сейчас себя ощущала банкой с красной икрой. Дорогой, но наблюдающему совершенно не нужной. Просто ему платили деньги, чтобы эту банку не стащили. Согласна… Объяснила несколько путано, но по-другому пока не получалось. И тут не нужно было большого ума, чтобы понять, что именно это в ведомстве Юрика называется «хвост». То, что это самый хвост мне приставил друг, я поверить не могла. С какой стати?! Я что, шпион какой-то? Да и не успел бы он за такой короткий срок. А главное, какой в этом смысл? Правильно! Никакого! Значит, «хвост» приставил кто-то другой, и кроме Сташевского мне никто на ум не шел. А то, что я этого наблюдателя не смогла засечь, говорило только об одном: «хвост» был профессионалом высокого уровня. Мне и так было от всех разговоров с Юриком не по себе, а тут и вовсе стало нехорошо. Захотелось бежать, куда глаза глядят, главное только понять бы еще, куда мои глаза глядят…
