– А где ему еще быть! – заявила она с таким видом, как будто я самый непрошибаемый неуч, по какой-то чудовищной ошибке напяливший белый халат. У нее был звучный грубый голос и необъятных размеров грудь, увешанная иконками на цепочках, как иконостас в церкви.
– В верхней левой половине груди, – пояснил я, – а теперь: ваше дело – рассказать, что болит и как, а ставить диагноз – мое.
Нисколько не смутившись, она начала описывать события дня, начиная с того момента, как прозвенел будильник, и никак не приближаясь к нужной мне информации. Вот поэтому мы все и вздыхали, и ругались тихонечко самыми грязными словами – когда времени нет, и тебя ждет толпа таких же больных людей, обязательно найдется идиот, начинающий рассказывать про что угодно, кроме того, о чем ты его спрашиваешь. Я узнал про соседку с диабетом, про ее сестру с пороком сердца, про то, как она предчувствовала, что случиться недоброе, потому что ей приснилась тухлая рыба, а это всегда к неприятностям… Опыт – я понял, что меня ждет еще час подобных россказней, поэтому прервал ее:
– Вы слышали мой вопрос? Вы его поняли? Я спросил: что у вас болит. Мне не нужно знать про ваши сны и диабет соседки, вы видите, какая толпа, и всем нужна помощь, отвечайте по существу, пожалуйста.
Обычно в такие монеты они недоуменно возражают: ну так я и рассказываю! И начинается:
– В 56-м, помню, погода была отличная, мы поехали на дачу, и там жарили шашлык…
Я: так, я спросил вас: давно у вас камни в желчном?
Он или она: ну так я и рассказываю! Так вот. Мы пожарили шашлык, поели, сестра так шутила в тот день, потому что выходила замуж через неделю, она умерла 7 лет назад от инсульта… ну, я поел, и потом вдруг во время смеха меня что-то кольнуло.
Я: и тогда у вас обнаружили камень?
Он/она: неет! Просто тогда я переел, а это же тоже важно. А камень обнаружили в 63-м, я тогда на море был…
В общем, вы поняли.
Устроив наконец эту бабку и одного подростка 16-ти лет с подозрительными хрипами в легких в палате, я сделал вечерний обход, выслушал с десяток всевозможных жалоб и недовольств, узнал, что все мы, медики, алчные сволочи от одного милейшего дедушки с гипертонией, а потом, раздав указания медсестрам, наконец закрыл за собой дверь ординаторской. Есть не хотелось, я заварил чай, но после первого глотка почувствовал тошноту, чай на пустой желудок для меня никогда не был хорошей идеей. Попытался закурить, тоже не пошло, и тогда я понял, что тянуть бесполезно, всё равно мне придется их писать.
Включив радио, я устроился за столом, доставая из шкафа целую кипу незаполненных историй, за окном завораживающе горели огни района, как россыпь самоцветов на черном бархате ювелира, даже сквозь неприятный белый свет в ординаторской я видел это великолепие, по радио передавали какой-то хит-парад, я понял, что заслужил немного удовольствия. Меня ждала еще целая ночь, и неизвестно, чем она будет наполнена – но точно не сном, это я уже успел усвоить за годы работы – так что, надо ловить эти редкие моменты тишины и покоя, использовать время для себя, когда мир бывает так щедр, что дает его тебе. Я встал и открыл окно, это была моя вишенка на торте – ночной весенний воздух, уже начавший освобождаться от вони машин и прочей активности людей. После полуночи он станет таким пьянящим, что я буду вдыхать его до головокружения и никак не смогу надышаться… всё это я уже знал и проживал неоднократно, и в этом тоже видел удовольствие – когда тебя окружает мир, знакомый до мелочей, предсказуемый и понятный, и такой комфортный. Еще одна песня, говорил я себе, завороженно глядя в окно и ловя прохладный ветер, залетающий с улицы, еще одна, а потом – писать.
