– На фиг, – резюмировал Гришка и решительно заглотил граммов сто пятьдесят.
Больше толстушка в нашем кругу не появлялась. Впрочем, Галя даже не узнала, что я посодействовала её счастью. Галя отрезала, оттирала весёлого друга от нас с Лёшкой. Проблема была в том, что Гришка оказался единственным нашим общим другом. Вдвоём же мы в основном ссорились и брюзжали.
Меня что-то тревожило. Потребовалось время, чтобы определить происхождение этой тревоги. Я снова и снова задавала себе вопрос: что происходит? Почему я недолюбливаю Галю? Почему злорадствовала над промахами толстушки? Неужели это ревность?
Нет, не может быть! У меня – счастливый брак… вообще-то.
Потом я поняла, что далеко не каждого человека можно засунуть в кармашек кляссера с пометкой: «друг», «муж», «поклонник», «предмет воздыхания» или что-то в этом роде. Гришка – это Гришка и никто другой, поэтому его кармашек в моем кляссере так и подписан: «Гришка».
Однако это было позже. А тогда я, психолог, стремилась называть вещи своими именами. И всерьёз задумывалась о «нас с Гришкой». Маялась, бедная…
И вдруг произошла история, которая, взбаламутив наш маленький аквариум, всё окончательно расставила по своим местам.
Позвонила Даша, подруга по институту. Примечательно, что Дашу знал и Алексей, поскольку она училась в одном классе с его двоюродной сестрой. Лёшка как-то пошутил: если бы он на выпускном балу у сестры познакомился с хорошенькой отличницей, она в свой срок познакомила бы его со мной. То есть наша с ним встреча – это судьба, каким боком ни поверни.
– Давай увидимся, – предложила Даша. – Я тоже собираюсь замуж и скоро уеду.
Как выяснилось из короткого разговора, Даша с женихом готовились к выезду на ПМЖ в Германию по еврейской линии.
– Слушай, приезжай к нам, – предложила я. – Прямо сейчас. Лёшка обрадуется. Погода хорошая, съездим на озёра.
Даша приехала. Моя мама по недавно возникшей традиции отбыла на дачу с родителями мужа. Мы собирали купальные принадлежности и еду для пикника, когда явился Гришка.
– Ого, кто такая? Почему не знаю? – шепелявя и жуя, поинтересовался он, бесцеремонно разглядывая красивую девушку.
У светло-русой, сероглазой Даши носик был маленький и задорный, и когда она улыбалась, он вздёргивался. Приподнималась верхняя губка, показывая два зубика с детской прорехой между ними. В Дашином исполнении это выглядело очаровательно. Хотя и глаза у неё были небольшие, и волосы – обычные, негустые, какие бывают у двух девчонок из трёх. Однако – факт есть факт – мускулистые юноши, приличного вида мужчины и даже учёные старые пни оборачивались на Дашу чаще, чем на меня.
Дашин тип красоты перманентно моден на западном рынке российских невест. Правда, выбрала Даша еврея с улицы Марата. Однако увозил он её в Дюссельдорф.
– Меня зовут Григорий, – представился Гришка и протянул Даше руку. – Для близких – Гришатка. Мне двадцать восемь лет.
Мы с Алексеем прыснули, но тут же усохли. И дебильное «Гришатка», и по-женски бессовестное убавление возраста вызывали плохие предчувствия. Мы переглянулись, но промолчали.
– Даша, – с достоинством произнесла она, игнорируя протянутую руку. – А тебе что, действительно двадцать восемь лет?
– А что, так плохо выгляжу? – ответил Гришка вопросом на вопрос.
– Это он на войне обветрился, – пояснил Алексей. И мы наконец рассмеялись.
– Вы куда? – поинтересовался Гришка.
