Ближе к вечеру прибыла карета с прислугой льеры. Камеристка и секретарь (причем женщина, в очках, вся такая из себя деловая) – безусловно, очень нужные для барышни высшего света люди, – решили мы всей кухней. Думали, что новенькие зазнаваться будут, как-никак, личные Софьины «девочки». Ошиблись. Что секретарша, что камеристка оказались скромными и милыми, у них не было никакого предубеждения против «черной» прислуги – обе заявились на кухню и обе с удовольствием поужинали с нами. Про Софью не сплетничали, а про себя рассказывали охотно. Сами из простых семей, немного магички, Софья их буквально облагодетельствовала, взяв на работу, и обожали они ее без памяти. Ну вот, не такая уж она и грымза, эта льера Лисовская.
К слову, камеристка еду вызвалась хозяйке носить в комнаты, а значит – нам не нужно накрывать стол три раза в день в столовой. Так что ничего особо и не изменилось с приездом Софьи. Ела она то же, что и все – я и сама люблю всякие вкусности, и прислугу какими-то людьми второго сорта не считаю. Поэтому блюда в меню всякие – и простые, и изысканные. Меню, кстати, Софья одобрила, причем горячо хвалила нововведения, уверяя, что они соответствуют столичным обычаям. Ну еще бы, я ведь – столичный житель, пусть и не этого мира.
Когда в один день хозяйка вызвала меня в свои комнаты, я не удивилась. Мало ли, чего ей может понадобиться – не то ужин обсудить, не то пожелания высказать. Я даже блокнот взяла, чтобы записать, если много наговорит.
Но Софья хотела другого. Царственно кивнула мне на постель, где была навалена куча самых разных вещей и сказала:
- Забирай себе всё, что нужно. Роста и телосложения мы примерно одинакового. Вещи хорошие, просто Милена шкафы разобрала, лишнее вот...
Я задумчиво посмотрела на пеструю кучу. Платья, я вижу, там: яркие и темные, шелковые, шерстяные, бархатные. Что-то меховое. Перчатки вон лежат. Сразу видно, все дорогое, вероятно, шитое на заказ. У меня такая красота когда-то в прошлой жизни была... но редко. А здесь на жалование кухарки я и вовсе могу купить себе одни лишь перчатки. И то, что вещи попользованные – совсем не страшно. Особенно после кальсонов с покойника (хорошие, кстати, кальсоны, теплые). Постирать, где надо подшить – всяко лучше, чем мой гардероб. Только в животе противное чувство беспомощной злости. Я, может быть, и кухарка, но не побирушка.
- Спасибо, льера Софья, но нет. Мне не нужно, – как можно спокойнее и ровнее говорю я. Чтобы голос не дрожал и не дай Бог какие-то нотки лишние не проскользнули.
- Как это нет? – растерянно переспрашивает Софья. – Но почему? Ольга, я же от чистого сердца, не думай!
У нее начинают дрожать губы. А я понимаю, что она назвала меня не на простонародный манер. Ольга, а не Ольха. Что хочет от меня эта странная девушка?
- Льера, я всего лишь кухарка, – устало говорю я. – Мне некуда носить ваши платья. К тому же униформа. И жалование у меня неплохое, грех жаловаться.
Про жалование я, конечно, зря. Гордость все равно прорвалась. Не стоило.
- Послушай, Ольга, – мягко улыбается Софья. – Ты очень красивая. И воспитанная. С манерами. Я бы даже сказала – изысканная. Не место тебе на кухне. Тебе бы мужа приличного найти. Я хочу, чтобы ты стала моей подругой. Хочу, чтобы ты свой ресторан открыла.
- А вы, льера, спросили, чего хочу я? – тут меня уже начало трясти. Благодетельница какая нашлась, ты подумай! – Может быть, меня в своей жизни всё устраивает? Может быть, я не хочу замуж? Зачем мне это нужно?
