Чара не знала ни единого довода. Она делила свой путь с десятками и сотнями разных шаванов, и все делали так. Если встречали девушку, что радовала глаз и не имела защиты, – брали себе. Брали даже западниц – своих соплеменниц, рожденных свободными. А уж чужеземка из какой-то там Альмеры – это ж самый законный трофей!..
Будь здесь Неймир, он бы нашел, что сказать. У него язык как у черта подвешен. Такого нагородил бы, так Бирая заморочил, что тот бы и девушку оставил, и денег ей дал. Но Чаре слова не шли. Быстра ее стрела, да медлителен язык… И она выдавила только:
– Оставь, ганта. Пожалей. Я прошу.
– Вы слыхали, парни? – ганта ухмыльнулся своим людям. – Она меня просит. Сама Чара Без Страха, раздутая от гордости, смиренно просит меня об услуге! И я бы, может, даже согласился… да только не та ли это Чара, которая давеча хотела всех нас перестрелять?
– Та самая, – ответили шаваны.
– Вот потому, Чара, я тебе откажу. Но ты можешь попросить еще разок – поумолять, поклянчить… Глядишь, тогда и соглашусь.
– Ганта, – сказал Хаггот, – прошлой ночью она меня пожалела…
– Не она, осел, а я! Ей ты ничего не должен!.. И крикни там Гирдану – пусть поторопит папашу.
Хаггот крикнул, Гирдан что-то ответил. Чара стояла, кипя внутри, чувствуя, как кровью наливаются щеки. А девчушка все глядела на нее, не отрываясь, блестящими своими глазами-монетами. И Чара подумала: будь под рукою лук, да хотя бы десять ярдов дистанции… Но лука нет и дистанции тоже. Четверо шаванов за три шага от нее, а из оружия – только пара ножей… Почти верное самоубийство. И ради чего – кого?.. Чужой плаксивой дурочки?! Даже думать нельзя, потому что чушь! После стыдно будет за эти мысли!..
А дочь лекаря все смотрела… Влага блестела в зрачках…
И Чара заорала:
– Закрой свои ягнячьи глаза! Отвернись, Дух Червя тебя сожри!
Вот тут из сеней раздался голос:
– Миледи, не нужно так волноваться. Вы вредите собственному здоровью, к тому же пугаете бедного ребенка.
– А ты еще кто такой?!
Все обернулись разом. Порог переступил мужчина. Был он высок и плечист, хотя, судя по впалым щекам, подточен какой-то болезнью. Одет просто, но на боку – кинжал такой длины, что вполне уже впору назвать мечом.
Мужчина вошел в залу, помедлил, давая всем разглядеть себя. Заговорил красивым глубоким голосом:
– Коль ваш вопрос не риторический, чего я не исключаю, то дам ответ. Я – странник, нуждающийся в медицинской помощи. Узнав от добрых людей, что в этом доме проживает лекарь, я и наведался сюда.
– Вы, ослы, не задвинули засов? – зыркнул Бирай на своих шаванов.
– Так это вы, господа, оставили дверь незапертой! – странник кивнул шаванам. – Я благодарен вам. Найдя дверь запертой, я, как человек, требующий медицинской помощи, оказался бы расстроен.
– Слишком много болтаешь! – рыкнул ганта.
– А по мне, в самый раз. Ведь мы все равно ожидаем возвращения лекаря с верхнего этажа.
Взгляд ганты Бирая сделался колючим.
– Ты много успел услышать?
– Я пробыл в сенях несколько минут и услышал довольно, чтобы и самому испытать желание высказаться.
Ганта кивнул шаванам:
– Убейте его.
Странник ухмыльнулся – кажется, разочарованно. Шаваны двинулись к нему и замешкались. Нечто неуловимое в позе странника порождало легкие сомнения: как приступить к убиванию этого человека? С чего бы начать?..
– Не находите ли, ганта, что вежливость требует сперва…
Произнося фразу, странник повернулся к Бираю и упустил из виду шавана Косматого. Тот воспринял это как удачный момент для атаки – и зря. Косматый ринулся вперед, а странник без лишних движений просто пнул его в колено. Бросился и Гурлах, замахнулся мечом, но странник ловко парировал удар. Меч Гурлаха ушел в сторону, странник же треснул шавана по уху своим клинком – плашмя.
