Подъехала еще одна машина. Подождав немного, открыл дверцу и, захлопнув, быстренько добежал до козырька, тренькнула сигнализация. В здание они вошли вместе Вовой.
– Здорово! Ну и погодка!
– И тебе здорово жить и не тужить. Чему ты удивляешься? По-моему такая погода уже неделю держится.
– Не бухти и так тошно.
– Ага.
– Чего мрачный? Можно подумать в первый раз.
– Не в первый. Какая квартира?
– Двадцать третья. Это на третьем этаже. Зовут женщину Тамара Львовна.
– Понятно.
Побитая плитка, в углах паутина, стены окрашены, почему то на всех этажах в разные оттенки зеленого, где-то посветлее где-то потемнее.
– Как в дурдоме. И почему считается, что зеленый цвет больше подходит для окраски общественных зданий? Что школы, что больницы….
– Без понятия.
Нужная им дверь, в отличие от соседних, не была современной железной и выделялась. Из-под старого дерматина, местами порезанного или истертого от времени, выглядывал желтый поролон. Не сравнить с новыми, глянцевыми, отливающими серебряным тусклым светом. Кнопка звонка продавлена. На звучные трели открыли сразу же, будто ждали под порогом.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Тамара Львовна?
– Да, проходите.
Женщина лет пятидесяти попыталась посторониться в узком коридорчике, чтобы они прошли, но это было подобно цирковому трюку, поэтому оставив это, прошла в комнату.
– Я ждала вас. Хотя, если честно, до сих пор не могу поверить.
– Мы все понимаем, Тамара Львовна. Но вам все равно нужно будет посмотреть фотографии. И ответить на вопросы.
– Да, конечно.
Они присели на диванчик. Поправив подол ситцевого домашнего халата, она сложила ладони на коленях и подняла на них несчастные глаза.
– Когда вы обратились в милицию о пропаже дочери?
– На следующий же день. Но его сразу не приняли, через три дня. Может это не она?
– Может быть. Но нужно убедиться.
Пальцы на голубой ткани в сиреневый цветочек сжались в замок.
– Успокоительного может быть, выпьете?
– Нет-нет. Я уже до вашего прихода выпила таблетки. Хочу поскорее убедиться. И все….
– Хорошо.
Из кожаного потрепанного портфеля были извлечены фотографии, разложены на небольшом журнальном столике. Женщина достала очки из футляра, протерла их платочком и медленно одела. Невозможно было смотреть как, осторожно прикасаясь только кончиками пальцев, она пододвигает снимки к себе, вглядывается с затаенной надеждой.
Он отвел глаза и посмотрел на сослуживца. Тот лишь терпеливо и вежливо ждал. «Черт! Осталось только сесть рядом с ней и зарыдать, как в мексиканском сериале. Это ничем не поможет». Обвел взглядом комнату, гостиная и спальня в одном флаконе, раскладной диван. Новыми из мебели были только диван с креслом, да телевизор. Старый сервант, за мутным стеклом виднелась посуда еще советского производства, в ряд выставленные рюмки, разных размеров и форм, бокалы для шампанского и вина. На следующей полке чайные чашки, блюдца, конфетница в которой лежали какие-то бумаги, на нижней полке салатник и стопка тарелок опять же с бумагами.
Общий вид комнаты был опрятный, чувствовались теплота и уют. На диване и креслах вязаные салфеточки. Обои в милый цветочек, на полу палас. В его квартире все ковры и паласы были давно убраны и свалены невразумительной кучкой на закрытой лоджии, которая служила кладовкой, некогда было их пылесосить.
– Да, это Риточка…, – женщина медленно втянула воздух, – Я… Может, чаю хотите?
