В общем, все у Максима Печерникова теперь складывалось очень даже неплохо. Вплоть до той минуты, когда раздался долгий и тревожный звонок в дверь.
* * *
«Раз, два! Раз, два!» – отжимаясь от пола, считал про себя Максим Печерников, отстраненно следя за тем, как капельки пота падают на скользкий ламинат. «Раз, два! Раз, два! Теперь – еще раз, еще, еще и еще». Все!
Он пружинисто вскочил на ноги и, приняв бойцовскую стойку, на секунду замер возле новенького, еще пахнущего магазином, тренажера для отработки ударов. Каучуковые голова с торсом, закрепленные на специальном, наполненном водой основании, – человекоподобный манекен, стоящий на полу и готовый к бою. Правда, отсутствием рук каучуковый человек трогательно напоминал Венеру Милосскую. Но, в общем, роскошная вещь, не то что обычные боксерские груши или подвешенные к потолку кожаные мешки, к которым Печерников привык еще в армейском спортзале.
«Посмотрим, красавчик, каков ты в работе, – подумал Максим. – Морда противная, по такой бить приятно».
Он сосредоточился, сделал пару сильных вдохов и выдохов, а затем нанес серию молниеносных прямых ударов ногой в голову и грудь искусственного спарринг-партнера. Затем последовало несколько боковых ударов и в завершение – эффектная связка, поэтически названная мастерами восточных единоборств «маленький дракон прокладывает путь, большой дракон бьет хвостом». Иными словами, сокрушительный прямой удар ногой и размашистый, хлесткий удар ногой с разворотом.
Новый тренажер с честью держал экзамен. Еще минут двадцать Максим отрабатывал всевозможные коварные способы нападения и в завершение дружески потрепал манекен по эластичной макушке:
– Молодец, сгодишься.
Тренировку можно было считать практически законченной – оставалось лишь немного поработать над прессом, когда раздался противный резкий звонок. Звонили в дверь – долго, тревожно, словно палец нежданного гостя прилип к кнопке электрического звонка.
«Это не свои, кто-то посторонний, – недовольно подумал Максим. – Зачем только такой шум устраивать?» И, подтягивая сползавшие спортивные шорты, бросился в коридор навстречу нетерпеливому посетителю. Даже не посмотрев в глазок, он резко распахнул дверь, собираясь объяснить утреннему пришельцу, что так вести себя не стоит. Но, сделав шаг вперед, замер на пороге. Затем сдавленным голосом поинтересовался:
– Виолетта Никодимовна, что случилось? На вас лица нет!
Перед ним стояла маленькая худенькая старушка с несчастным заплаканным лицом. Такой свою соседку, всегда бодрую, жизнерадостную, оптимистичную, Печерников видел впервые и потому немного растерялся.
– Ой, Максимушка, беда у меня! Такая беда! Внучка пропала, не знаю, куда бежать, где искать. Совсем растерялась. Максим, помоги мне! Господи, что мне делать?!
Зная, что в подобных ситуациях необходимо проявить некоторую жесткость, Печерников аккуратно, но твердо взял гостью за локоть и громко, внушительно сказал:
– Вы только не волнуйтесь. Она взрослая, самостоятельная девушка. Найдется, никуда не денется.
– Ее нет уже двое суток!
– Ерунда, всякое бывает. Задержалась где-то, у подруги на даче осталась, у приятеля дома…
– Нет, я чувствую, с ней произошло что-то ужасное.
– Что такого ужасного, по-вашему, с ней могло случиться?
– Ее могли убить, – выпалила гостья и заплакала.
* * *
Войдя в светлую, чистенькую палату, Бублейников с облегчением вздохнул. По дороге он долго сомневался – покупать ему цветы или не стоит. С одной стороны, вроде бы надо – все-таки ехал к женщине, с которой, если повезет, придется довольно долго работать. Но с другой… Если она лежит пластом на больничной койке, похожая на желтую высохшую мумию с провалившимся ртом и блуждающим безумным взглядом, то положенный к изголовью букет может показаться символом не встречи, а последнего прощания.
