– Что случилось?
– Объелся вчера на званом обеде. Заворот кишок.
– Да, – печально улыбнулся Белинский, – на счет покушать Иван Андреевич, Царствие ему небесное, был не промах. Он же, Nikolja, с детства сыт не бывал.
Виссарион Григорьевич по роду своей деятельности знал о коллегах все. Тем паче, если эти коллеги при жизни становились классиками.
– В девять лет он потерял отца и семья осталась без средств. Мать определила мальчика на службу в тверской губернский магистрат, где он занимался перепиской тоскливейших бумаг. Юношей сочинял пьесы, но драматургия дохода не давала. Их почти не играли. Журналы, в которых он работал, закрывались. Господин Крылов даже писать бросал, как ты, Коля, после своей книжки. И только в сорок лет у него вышел первый сборник басен и грянула всероссийская слава. Представляешь, какой аппетит можно нагулять к сорока годам? Мне рассказывали, что он обыкновенно съедал три тарелки ухи и два блюда расстегаев. Затем, минимум четыре телячьи отбивные, половину жареной индейки, соленые огурчики, моченую бруснику, морошку, сливы, антоновку, страсбургский пирог, гурьевскую кашу. Спиртным не злоупотреблял, зато налегал на квас и кофе со сливками пополам. Но это еще не все. Заканчивал чаем с пирожками. А отходя ко сну, закусывал тарелкой кислой капусты и выпивал литр квасу.
– Вроде бы грустно, а захотелось есть. – Сказал Некрасов. – Он ведь давеча рябчиков переел.
– Рябчики – это понятно. Они же маленькие, с кулачок. Мы с тобой, Коля, не толстяки, а сами не заметим, сколько их уплетем…
Да, умели на Руси готовить «Рябчиков»!
Ощипывали их, потрошили, вымачивали в холодной воде. Затем опускали в свежее молоко и кипятили. Выжав и зашив толстой ниткой, спрятанные в туловище ножки, жарили их в горячем масле около получаса, постоянно переворачивая. Получался хрустящий, аппетитно пахнущий и истекающий жиром по подбородку – как остроумно заметил Белинский – кулачок.
Некрасову рябчиков сейчас не хотелось. Аппетит перебивал скорбь. И он, выросший в Ярославле, на Волге, вдруг возжелал «Рыбника с судаком».
Сам молодой поэт не куховарил, но знал, как его готовят и что из этого получается.
Судак – настоящая волжская рыба, вобравшая в себя жесткость северных вод и неуемную энергию выживаемости. Навернул судака, и – под завязку, форелью так не насытишься.
Матушка Некрасова, Елена Андреевна, обыкновенно брала двух судачков, чистила, потрошила их, удаляла жабры, язык и глаза. Промывала, солила и целиком укладывала обе рыбки на толстое, раскатанное почти в сантиметр, ржаное тесто…
Ржаное тесто делалось просто и быстро: мука, вода соль. Иногда вместо воды употреблялась смесь из молока и простокваши. Замешанное тесто скатывалось в шар и «отдыхало» с четверть часа.
…На судачки накладывались кольца лука, тончайшие пластинки сливочного масла, которые покрывались легкой рябью молотого перца и, истолченного в пыль, лаврового листа. Рыбник защипывался, скрывая в себе, как в темном ларце, начинку, смазывался двумя ложками сметаны и ставился наконец в горячую печь. Незримый аромат, распространяясь по дому, будил собак, возбуждал людей и свидетельствовал о готовности.
Елене Андреевна доставала рыбник и тут же смазывала его растопленным сливочным маслом, чтобы корочка была мягче и не задерживалась во рту…
Белинский проглотил слюну и ласково посмотрел на друга.
– Ишь, рябчиков ему не хочется – мамочки рыбник с судаками подавай.
