Кулуангва - страница 8




Компания «Братья Веснины», производившая эту повседневную докторскую необходимость в начале XIX века, а также и все остальные чемоданные атрибуты богатых путешественников, не жалела на создание своей продукции лучшей свиной кожи, самой что ни на есть высококачественной выделки.

Рыжие, стершиеся за столетие бока саквояжа, имели около дюжины небольших отверстий, обработанных бронзовыми клепками. Так что при плотном закрытии и длительном хранении содержимое саквояжа не отсыревало и не задыхалось.

Замок же у «Братьев Весниных» был такой крепкий и хитрый, что ему могли позавидовать любые современные дорожные замки. Ключ существовал в единственном экземпляре. Профессор однажды попытался заказать дубликат, да какое там! Увидев клеймо производителя, за изготовление копии ключа не брались никакие мастера. «Храните как зеницу ока, а не то, если потеряется, бока саквояжа придется взрезать и такой продукт испортить!» Однако и «испортить продукт» представлялось делом нелегким: бока докторского саквояжа были армированы китовым усом. Именно поэтому Родион Тейхриб брал с собой ключ только тогда, когда отправлялся в командировки, участившиеся в последнее время. Даже сдавая свой саквояж в общий багаж, профессор не утруждал себя пленками для защиты от шереметьевских грузчиков, падких до сокровищ дорогостоящих чемоданов из капстран. Во-первых, саквояж не мог похвастать лоском, как большинство его собратьев по путешествию, а во вторых, вскрыть предмет было никому не под силу.

В остальное же время, время лекций и часов в полуразрушенной Ленинке, ключ дожидался профессора в холостяцкой (на двоих с матерью) двухкомнатной квартире недалеко от станции метро «Кропоткинская».

Улыбаясь и показывая крупные зубы, поблескивая линзами очков, Родион Карлович говорил на лекциях тихо, вполголоса, но твердо, заставляя тем самым аудиторию прекратить шушуканье и внимательно вникать в его лекции. Как сравнительно молодой, чрезвычайно начитанный и мыслящий по-новому преподаватель, он не страдал от недостатка уважительного внимания со стороны студентов. Многие из них боготворили его, иногда сбегая даже с других занятий, чтобы прослушать продвинутые лекции Доктора Живаго.

Перестройка вызвала новую волну контактов с зарубежными университетами, заинтересованными в продвижении прогрессивного мышления в страны Союза (от дисков Пола Маккартни «Back in USSR» до ядерных технологий), – советским преподавателям все чаще открывались прежде закрытые двери. Это позволило профессору только за последние три года посетить шесть западных стран! О таких поездках в прежнее время можно было только мечтать (плюс расходы за счет принимающей стороны!).


И вот он сидел в миланском такси по дороге в аэропорт, с блуждающей улыбкой прокручивал про себя разговор, состоявшийся в маленькой пиццерии на виа Каппелини, с молодым коллегой и переводчиком с итальянского Сергеем Тихолаповым. Тейхриб поймал себя на мысли, что продолжает проверять свои знания об удивительном предмете, который достался ему за десяток лир. Собственно, за оплату автобусного путешествия с полуслепым итальянским старьевщиком, которого он про себя назвал Джузеппе Сизый Нос.

А случилось вот что. Успешно оторвавшись от группы отдыхающих (а вернее, от делегации профессоров и преподавателей из стран бывшей социалистической коалиции и престарелого гида – еврея-эмигранта, говорившего, казалось, на всех языках мира), усмехаясь про себя тому, что весь эпизод до неприличия напоминает кадры из фильма «Бриллиантовая рука», профессор Родион Карлович Тейхриб скользнул в тень небольшой цветущей улочки Плени. Пару раз он, словно заметая следы, зашел в мелкие сувенирные лавки, перебирая в кармане брюк монеты из суточных, выделенных ему комитетом по содействию странам Восточной Европы. Наконец он оказался на углу все той же Плени и Пиаццы Лима.