Панельная пятиэтажка в Заречье стояла приметно: за церковью, одна-единственная среди чёрных бревенчатых изб. В её выстуженном, с не закрывающейся дверью подъезде, свернувшись калачиками, дремали уличные собаки.
Валерьян поднялся на четвёртый этаж, позвонил в квартиру. Открывшая дверь печальная женщина не ответила на его приветствие, негостеприимно глядя из-за порога.
– Я к Михаилу.
Женщина молчала, не спуская с него мнительных глаз.
– Михаил дома? – переспросил Валерьян.
– А вы кто?
Скрывать он не стал:
– Его товарищ. Газету «День» продавать помогаю.
Лицо женщины исказилось, она взвыла, словно на похоронах:
– Ах, чтоб вам с этой политикой! Чтоб пусто вам было!
Крик её, страдальческий и ненавидящий, заставил Валерьяна содрогнуться.
– Да сколько ж можно-то, господи! То исколотили Мишку из-за тех проклятых газет! В крови весь, едва живой приполз! Теперь инфаркт хватил!
– Инфаркт?! – сам не свой, вскричал Валерьян.
В прихожую выбежала светлоглазая девочка-подросток, растерянно забегала вокруг матери, точно всполошенный зверёк.
– Мама, мама, не надо…
– Где он? В больнице? Здесь? – вступая без приглашения в квартиру, требовал ответа Валерьян. – Да скажите же, ну!
Женщина, жена Михаила, причитая и слезясь, отвечала путано. С трудом Валерьян уяснил главное: Михаил свалился четыре дня назад, с «колом в груди». Еле поспевшая «скорая помощь» увезла его в главную областную больницу.
– Вот сколько Мишке говорила, чтоб не убивался так! А он будто специально себя изводил: всё новости без перерыва слушал, всё газеты читал. Насмотрится, начитается – и клянёт всех напропалую, выворачивает наизнанку себя, – сокрушалась жена. – Всё политика эта, чтоб её!.. А ещё эти газеты!.. Вокруг страх что творится, всё кувырком летит… Жить на что – не пойми…А он с инфарктом… Го-о-споди-и-и!..
– Мама… мамочка… – бормотала дочь. – Полегчает папе… правда. Вот увидишь…
Валерьян, тяготясь спровоцированной своим приходом сценой, попятился к двери.
В областной больнице тоже всё вышло непросто. В коридоре отделения ему пришлось долго пререкаться с дежурной медсестрой, не пропускавшей в палату.
– Да мне товарища повидать надо! Я только сегодня узнал, что он здесь, – теряя терпение, настаивал Валерьян.
– У нас специальные часы для посещения установлены. Вон, читайте, – медсестра тыкала пальцем в сторону входной двери.
– Но я же заранее не знал, когда у вас эти часы. А позвонить было неоткуда. Живу в общежитии, телефона нет.
– Ничего не знаю!
– Да я ненадолго. Хоть мельком увидеть. Что ж я, зря ехал что ли?
Медсестра, в конце концов, сдалась и, ворча, допустила в палату.
Михаил лежал у левой стены, на ближайшей от входа кровати. Веки его затрепетали, матовое лицо чуть-чуть ожило, когда Валерьян, подвинув стул, сел у изголовья.
– А…, ты… – слабым голосом заговорил он, сглатывая окончания слов. – П одкосило меня… маленько…
– Мне ваши дома сказали…
Михаил заворочался, высвобождая из-под одеяла руки.
– Ходил… значит… к ним…
Валерьян, теряясь, не знал, с чего начинать:
– Они сказали – и нфаркт…
Михаил, лёжа на спине, дышал часто и свистяще.
– Э-эх, мои… Трудно… им… мне…
Он закинул руку за голову, ухватился за металлический прут спинки кровати, приподнял плечи, забормотал, прерываемый одышкой:
– Видишь сам…, что творится… Страну пустили вначале… вразнос… народ теперь… обирают… Подчистую…
Глаза людям открывать… надо… Втолковывать им…, что к чему… Ведь грабят же… последнее у них отбирают…
