– Вы, по-моему, до сих пор не понимаете всей тяжести возможных последствий, – куратор, выдержав паузу, продолжил свои обличения. – Вы осознаёте, что могло бы произойти, если бы вспыхнувший керосин не успели вовремя потушить? Ведь могли погибнуть люди! И это вы – вы! – стали бы причиной трагедии!
– Да керосина-то в лампе этой было – чуть-чуть. Само б загасло, – возразил Медведев ершисто.
Сложно сказать, что выводило его из себя сильнее: высокопарно обвинительные речи куратора или ноющее плечо.
– Медведев, помолчали бы! – прикрикнул Михаил Владимирович. – Нашли время валять дурака.
– Я говорю, как было.
– Мы знаем, как было. А вам бы не пререкаться с преподавателем, а спасибо сказать. Ради вас, между прочим, специально фельдшера сегодня беспокоить пришлось.
Медведев оскалился, подаваясь вперёд:
– А нечего меня фельдшером попрекать! И без него б обошёлся! Васильева-то, аспиранта, проработали? Нет? Вся деревня уж пальцем тычет.
Студенты, ахнув, загалдели, Серёгин принялся дёргать его за рукав:
– Да тише ты, тише…
Ровные зубы аспиранта обнажились в нервной улыбке, которой он, словно кляпом, пытался сдержать лезущее наружу ругательство.
Михаил Владимирович навёл на Витьку недобрый взор и проговорил, беря между словами зловещие паузы:
– Медведев, по возвращении в город вопрос по вам на факультете поднимем основательно. Думаю, и по линии комсомола с вас спросят.
Куратор теперь приглядывал за студентами неотступно. Всякий вечер обходил дома, проверяя, все ли на месте, подолгу разговаривал с их хозяевами, выведывая подробности про постояльцев.
Аспирант, встретив Медведева наутро после собрания, сжал кулак и озлобленно прошипел:
– Повыступаешь ты ещё у меня, правдоруб…
Тот подмигнул:
– Нахлобучили всё-таки, да?
Аспирант сощурил глаз:
– Завидно, что на самого девушки не смотрят?
– Захочу – посмотрят. А вот про ментовку на собрании гнать – гнило… Сам что ли не барагозил никогда?
Аспирант осклабился, но отступил.
– Борзый ты, Медведев.
– Киселём никогда не был.
Они разошлись, ожёгши друг друга взглядами.
Выходные вышли тягомотными. В ночь на субботу деревню начал заливать дождь, быстро превратив улицу в месиво, в которое без резиновых сапог было не ступить. Валерьян, затопавший засветло налегке через двор к туалету, сразу промочил ноги.
Домохозяйка, выцветшая одинокая женщина годами к пятидесяти, действительно пила. Бутылка самогона появилась на её столе с самого утра.
– Будешь? – поинтересовалась она, кивнув на пустой стакан.
Лицо её, в багровеющих прожилках, румянилось нездорово.
Валерьян отрицательно мотнул головой.
– Смотри…
Поев, он натянул сапоги, свитер и направился на почту.
В почтовом отделении имелся телефон с выходом на междугороднюю связь, и Валерьян позвонил домой – впервые с момента приезда в колхоз. Ответившая на звонок мать дотошно выспрашивала его про быт, про квартирных хозяев, настырно требовала, чтобы он, выходя в поле, одевался теплее. Перехвативший у неё трубку отец был лаконичнее, больше слушал его, давал советы:
– Ты от куратора вашего подальше держись. Понял? Сильно не усердствуй. А то навалит обязанностей – начальники любят на исполнительных ездить.
Поговорив с родителями, Валерьян задержался у стола с разложенными газетами. Помимо районной и областных, продавали и несколько центральных. Был даже номер журнала “Техника – молодёжи”, правда, за прошлый месяц. Он взял его в руки, пролистал, но не купил.
