Поехали тогда мы с ним прямо по «железке» (по железнодорожной насыпи), вдоль линии, в сторону Тынкуля1.
Где – по шпалам, где – по образовавшейся тропинке, протоптанной многочисленными пешеходами – жителями родного посёлка, шныряющими туда-сюда то по грибы в лес, то по ягоды (за клюквой) на ближайшие от жилья болота. Ходить, вернее, пройти куда-либо из посёлка раньше можно было только так – здесь, по насыпи. Напрямую через глухую тайгу, непролазные вековые валежники, непроходимые марь да топь – никак не построишь маршрут, не пройдёшь потому что. Во всех местах там – везде болото и тайга, на многие десятки и даже сотни километров. В любую сторону: хоть – на север или юг, хоть – на запад или восток. По той, только-только что построенной железной дороге и ещё не сданной в постоянную эксплуатацию, поезда ходили редко. Один раз в сутки или того реже – два-три раза в неделю.
У меня – «мелкашка»2 У Витали – двустволка.
Эта очередная наша «вылазка» с ним на охоту была, наверное, дай Бог памяти, когда мы учились в девятом или десятом классе, так как, припоминается, что Виталька имел уже своё собственное ружьё, двустволку.
В те времена ружьё мог купить любой желающий, в независимости от пола. Собирание различных справок во всяких инстанциях и бюрократических конторах не требовалось, а предъявления каких-либо документов для приобретения гладкоствольного охотничьего оружия в любом охотничьем магазине не спрашивали. В общем, такой магазин у нас в районе был только один и, конечно, он находился в близлежащем от нас районном центре, Тавде. А в северных районах, которые относились и приравнивались по административному делению к местам, где традиционно велось местным населением охотничье хозяйство и осуществлялась промысловая деятельность, гладкоствольным оружием разрешалось пользоваться с четырнадцати лет. Именно в такой местности и находился наш родной леспромхозовский посёлок, ласково и по-старинному называемый всеми его жителями Кума.
Моему другу, Виталику, по достижении шестнадцати лет, мать купила в подарок на День рождения новенькую двустволку. Раньше он охотился, как и большинство куминских пацанов в то время, с одностволкой 16 калибра.
Проехали мы по железнодорожной насыпи около восемнадцати километров, остановились, спешились и, спрятав в ближайших кустах мотоцикл, пошли в лес. Сразу же за нефтепроводом в тайге разошлись параллельными курсами. Солнце стояло в зените, как и положено по полудню, и светило прямо в глаза. Обговорив нюансы охоты и меры безопасности, порешили:
1. Значит, будем выходить, чтобы солнце светило в спину;
2. Стрелять – только по боровой дичи и явно видимым целям: рябчики, косачи, глухарь!
3. Дальше, чем на 500—600 метров в глубь тайги после прохода нефтепровода – не уходить!
4. При любом раскладе в сторону друг друга не стрелять!
5. Обговорили и время выхода из леса: «Где-то через час – оба выходим на линию (на жд дорогу)».
Я пошёл по-своему маршруту, Виталька – по-своему. Он слева от меня, я – справа от него.
Пройдя добрую пару-тройку сотен шагов, осторожно всё это время крадучись, чтобы какой сухой сук под ногами не хрустнул, чтобы ни одна из ветвей, обступающих кругом меня деревьев, по лицу не хлыстнула, загородив тем самым обзор и обнаружение высматриваемой дичи, я через какой-то промежуток времени присел под сосной. Стал свистулькой (манком) высвистывать прерывистую, знакомую с детства трель рябчика. Таким образом охотники подманивают таёжных птиц, этих самых рябчиков.
