Ворота загона отворились. В них зашел молодой парень с не возрасту острым взглядом, а с ним – десяток налетчиков-хорутан и какой-то смуглый франк с вьющимися смоляными волосами. На физиономии его было написано неописуемое удивление и смесь радости с жадностью. Хорутане оперлись на трофейные копья, презрительно поглядывая на униженных соседей, а парнишка и франк начали беседу на латыни, которую тут никто не понимал.
– Я выполнил уговор, – сказал парень.
– Ты забыл добавить «хозяин», – злобно посмотрел на него чернявый купец. Без сомнения, это был Приск.
– Мы сейчас рассчитаемся, и ты отдашь мне грамоту с вольной. А потом мы пойдем к дворцовому графу, и ты при свидетелях меня отпустишь, – спокойно ответил парень. – И добавил с нажимом. – Хозяин!
– А если я не стану тебя отпускать и продам Хуберту, наглый щенок? – в ярости выплюнул купец. – Что тогда?
– А тогда я мигну парням, и они зарежут тебя прямо здесь. Ты же богохульник и лгун. По всем тутошним обычаям ты и не человек будешь, а кусок дерьма. Графу этими рабами виру за твое убийство заплатим и уйдем в леса, – парень был само спокойствие, а в его глазах читалась решительность.
– Кто. Ты. Такой? – раздельно произнес купец, ощущая на своем горле холодное железо тесака.
– Я Само, забыл? – издевательски произнес парень. – Можешь осмотреть товар. Лют, отпусти его! Еще зарежешь ненароком, а он еще не расплатился.
Дулебов поднимали по одному, разглядывая, как скотину на торге. Молодых и симпатичных девок, ревущих от стыда, осмотрели первыми, без стеснения раздевая под гогот стражников. Это было их любимым развлечением. Крепких баб, годных к работе, раздевать не стали, нечего там смотреть, кроме зубов. Мужиков Приск тоже осмотрел придирчиво и остался доволен, хоть и старался не показать вида. Впрочем, ему нечего было сказать. Само выполнил свой уговор.
– Не забывай, «хозяин», что я десять лет постигал эту науку, – внимательно посмотрел на него раб, вольная на которого лежала в сумке купца. – Все без обмана. Крепкий мужик за каждого из моих парней, пять молодых девок – за меня, а остальных ты покупаешь по честной цене. Таков был уговор, и свидетели это подтвердят.
– На, подавись, – купец в раздражении вытащил свиток и сунул в руки Самослава. – Сделку закончим и пойдем к графу. Я от своих слов не отказываюсь. А твоих людей я и освобождать не стану. Мне что один венд, что другой. Вы, животные, все на одно лицо. Будем считать, что я купил у Хуберта этих, – и он ткнул пальцем в унылых дулебов.
– Еще раз скажешь что-то подобное, жадная сволочь, и сделка будет расторгнута, – в глазах Самослава плеснулся гнев и оттуда выглянул кто-то жесткий и страшный, прятавшийся за наивными голубыми глазами мальчишки. – Я тебя зарежу собственной рукой, а потом заплачу за твою смерть. Ты все понял?
Приск часто закивал, ощущая, как где-то внизу живота появилось постыдное желание отбежать в кустики. Он не был трусом и часто попадал в переделки. Ему приходилось отбиваться от саксов и алеманов. Он не раз спасал свою шкуру и деньги, когда его путь пересекался с отрядами их величеств, шедших грабить соседнюю область. Но еще никогда ему не угрожали смертью просто за то, что он назвал животное животным. И кто? Его собственность, возомнившая о себе невесть чего.
– Давай перейдем к расчету за остальных, – сдерживая страх, ответил Приск.
Через каких-нибудь два часа ругани, клятв всеми богами и святыми, проклятий в сторону неблагодарного мальчишки, который был почтенному купцу, как родной сын, который десять лет жрал в три горла и спал целыми днями напролет, высокие договаривающиеся стороны пришли к согласию. Симпатичные девки пошли по десять номисм
