Зои, всё ещё щурясь, приподнимается на локтях, смачивая кончиком языка губы. Голова болит разве что от уже накатившей усталости. Сегодня снова терпеть нападки от состава танцовщиц.
– Добрый день, мир, – сонно хмыкает Зои, поднимаясь с кровати.
Сегодняшний день отличался от предыдущего только тем, что поспать удалось на несколько часов больше. Нездоровый сон губительно действовал на организм. Боль пульсировала в висках, а потому и этот день не мог быть начат без стакана воды и таблетки обезболивающего препарата.
А солнечные лучи тем временем миролюбиво обтекали каждый уголок лофта, баюкая его, застревая яркими искрящимися отблесками в стёклах.
После вчерашнего урагана – Каталины лофт выглядел на удивление аккуратно. Обычно Гутиерес затевала «уборку», желая ворваться в шкаф лучшей подруги и провести в нём модную инспекцию.
Зои усмехается, вспоминая мельтешащую перед глазами черноволосую фурию.
Рутина засосала её без права сделать глоток свежего воздуха. Жизнь превратилась в безрадостную зацикленную схему: «Не любимый дом» – «Не любимая работа» – «Не любимый дом».
И вроде бы друзья доставляли толику счастья, но из этой щепотки нельзя было выжать даже небольшую горящую искру. Выплыть со дна самостоятельно не выходило, сил не хватало. Будто бы к шее привязали множество гирь, цепи которых перепутались и их невозможно было отвязать.
Телефонный звонок заставляет Зои передёрнуть плечиками от неожиданности.
– Доброе утро, вернее день, храпля, – сквозь динамики слышится задорный голос Ноа Филлипса.
– Я не храпля, Ноа! – едва улыбается Зои всё-таки поднимаясь с кровати и заправляя одеяло левой рукой.
Ноа всегда придумывал ей странные клички, от которых девушка расплывалась в счастливой улыбке.
– Я подмениваю сегодня Джорджа. Так что в пять часов тебе нужно быть готовой. Моккачино ждать не будет!
– Откуда ты берёшь столько энергии? – усмехается Зои, щёлкая по выключателю кофемашины. Когда-нибудь по её венам будет течь кофе.
– Давай-давай, старушка! У тебя осталось полтора часа на сборы! – Ноа сбрасывает вызов, оставляя Зои в тишине, нарушаемой разве что работой кофемашины.
Зои оседает на стул, вглядываясь в бурлящий Манхэттен с острыми шпилями высоток за стеклом.
Ноа был чудесным парнем, и девушка даже не смела этого отрицать. Его улыбка и оптимизм часто оберегали истрёпанную душу от новых зияющих дыр, стараясь латать всё неаккуратными, но заботливыми стежками.
Всё же, этого не хватало для того, чтобы излечить изувеченное сердце. Зои не могла подарить ему ответных чувств, хотя и очень хотела этого. Она искренне желала смотреть на него как на человека, которому без промедления отдала бы своё сердце; хотела бы каждый вечер пить с ним моккачино и готовить домашний карамельный попкорн; хотела укрывать его бархатным пледом, когда он случайно уснёт на диване; распевать с ним песни под гитару до утра и пропускать светлые волосы сквозь длинные пальцы. Но сердце, каждый раз всматриваясь во всё, что он делает, билось ровно, без намёка на повышение пульса. Разбитые части держались на плохом клею и рисковали снова рассыпаться при неаккуратном покашливании.
Зои не хотела его ломать, не хотела давать ложных надежд. А потому не держала его за огромную лапу, старалась не дотрагиваться лишний раз до мужественного плеча, избегала по началу лишних встреч… Всё это не приносило должного результата, и она решилась поговорить с ним прямо, не утаивая никаких эмоций, заботясь о его сердце. Ноа принял заботу, убедил девушку в том, что он всё равно будет оберегать её, даже если хрупкое сердце и не бьётся с ритмом колибри при виде его глаз.
