Купите ландыши - страница 2

Надо сказать, мама была остра на словцо. О таких говорят: «Не клади палец в рот!». Речь ее пестрила поговорками, шутками и прибаутками на все жизненные случаи.

«Старуха – от середки до уха!» и поехало и пошло. Все было хлестко и к месту сказано, и про Дуньку-небрезгуньку, что и, мед жрёт, и про то, что чужая душа – потемки, и о том, что идешь так, будто земля продана. Про человека ленивого и неумелого говорила, что он даже спичку в дерьмо не вставит. Не стесняясь в выражениях, она давала решительный отпор всем, кто посягал на ее жизненное пространство. Делая акцент на букве «р», разгоряченная в споре, она предупреждала не на шутку.

– Только трронь! Огрребешь! – и могла дать оплеуху обидчику, долго не раздумывая о правоте поступка. Мама прожила трудную жизнь, но всегда говорила, что ее любит и хранит Господь. Война отняла у нее родителей, их расстреляли фашисты. Вместе с сестрой и младшим братом ей пришлось выживать в оккупации немцев. Пройденные в детстве испытания отложили глубокий след на ее сердце, оставив незаживающими раны. Воспоминания о войне не давали покоя до последних дней ее жизни, как и ни к чему не приведшие попытки разыскать место захоронения родителей в братских могилах под Лугой. Характер, закаленный тяжелые годы войны, со временем становился сильнее, и все же, ей не всегда удавалось сдерживать гнев. Возмущаясь, она лихо чихвостила тех, кто попадался под горячую руку. Что тут скажешь, доставалось и нам с Соней, бывало всякое. И все же строгое воспитание сочеталось с удивительной щедростью и добротой ее противоречивой натуры. Чуткая в восприятии красоты от отца лесничего она научилась понимать природу, слушать пение птиц и распознавать их по голосам, различать следы животных, бережно относится ко всему живому. Часами по заметным только для нее приметам могла, не плутая бродить по лесу, собирая полные корзины ягод и грибов.

– Нинке везет! Гляди-ко, сколько клюквы набрала! – с завистью судачили соседки, при виде «лесной ворожеи» с тяжелым мешком за спиной и корзиной, прикрытой ветками брусники.

Приходя усталая из леса, она развязывала узелок и доставала из него «лисичкин хлеб». Мы с сестренкой долго верили в историю о лисе, которая на пеньке оставляла для Танечки и Сонечки гостинца – кусочки колотого сахара, хлеб с вареньем, конфеты-подушечки, ягодные букетики спелой земляники или черники.

В одном с нами подъезде на первом этаже жила семья Арсения Николаевича. По другому к нему никто не обращался, выказывая тем самым уважение старику. А вот к жене его обращались запросто «теть» Катя. Надо сказать, было принято называть соседок по двору «теть» Марусей, «теть»» Верой и «теть» Любой… – это милое словечко, растворилось во времени и теперь им не называют соседок по дому. Где они, те добрые и участливые тетушки-соседки, которые приглядывали за нами, угощали семечками и маковыми сушками, замечали наши обновки, хвалили за благовидные поступки и поругивали задир-драчунов.