Курганник - страница 17
Дурачок закивал, тыкая грязным пальцем в грудь Макара.
– Ну спасибо, братан! Ну удружил!
Кузнец сжал чумазую ладонь Володьки.
– «Нокиа», – прочитал Зотов название аппарата и пожал плечами.
Туфта, наверное, какая-то. Не «Филипс» и не «Сони», но вещь явно недешевая. Одна незадача: в Гострой Могиле мобильник для понта – не более того. Людям такая роскошь не по деньгам, а если бы даже и был телефон у каждого, так нет связи или, как говорят, нет зоны покрытия. Прогресс все больше в городах, а в деревнях всякие штуки появляются, когда цена им в базарный день – выеденное яйцо. Кто ж знает, когда мобильная связь станет вроде радио Попова?
Ничего этого счастливому Володьке Макар объяснять не стал, просто благодарил да нахваливал подарок.
– По такому случаю и перекусить не грех, – предложил кузнец.
Прерваться на обед вовремя не пришлось, зато теперь все, что Лиза собрала в тормозок, Макар выложил на газетку, которую предусмотрительно расстелил на лавке.
– Держи, брат. Твой любимый бутерброд.
При виде колбасы с сыром на ржаном хлебе у дурачка потекли слюни. Он вцепился в любимое лакомство двумя руками, но так и замер, покосился на кузнеца. Зотов ел не спеша, аккуратно чистил вареное яичко, солил щепотью, осторожно откусывал, стараясь не крошить.
Макар проделывал это перед Волохой специально. Дай дурачку волю – измажется весь с головы до ног в растаявшем сыре и крошками сверху присыплет. К тому же сам кузнец отучал себя есть, быстро набивая рот, – была такая привычка, когда одолевал голод.
Горячее дуновение прилетело со степи. Перед обедающими раскинулась Шпарева балка со всеми оврагами и отрогами. Правее на сравнительно ровном участке возвышался небольшой бугор – курган Рытый, а слева хорошо просматривался край села, примыкающий к трассе с бестолковым указателем, заманивающим нежданных гостей в овраги.
Остальную панораму Гострой Могилы с дорогой, что ведет к кузнице и на мехдвор колхоза, закрывали своими буйными кронами три ивы, растущие у водяной колонки в десяти шагах от цеха Макара Зотова.
Из-за этих деревьев и появилась понурая Маркитантка, влекущая воз.
– Оба-на. Еще сюрпрыз, – усмехнулся Макар. – Не иначе Спиридоныч лемеха из Курганного привез. Не прошло и полгода.
Стоило кузнецу отвлечься, Волоха тут же отхватил большой кус бутерброда и сам испугался такой выходке. Соря крошками на лацкан нового пиджака, дурачок принялся ворочать кусок во рту, опасаясь, что Макар увидит и разочаруется в нем, в Володьке. Зотов заметил, но не подал вида.
– Утрись.
Одернув светлый рукав, Волоха осторожно стер слюни и крошки грязной ладонью. Макар поморщился: хорош воспитатель – руки-то не помыли.
Меж тем Маркитантка доковыляла до навеса и остановилась в тени, дрожа боками.
– Ах ты ж, сердешная, – вздохнул Зотов, тяжело вставая с лавки.
Спиридоныч лежал на возу, надвинув кепочку на лицо, и похрапывал, выдувая поток славного угара. С другого конца воза дрых Виктор Ковалев, одетый в новую рубаху в синюю клетку и камуфляжные брюки Макара.
– Тятя, тятя, наши сети притащили… – пробормотал кузнец и улыбнулся.
Он дернул Виктора за колено и крикнул так, как делали старослужащие – годки – на корабле:
– Эй! Рыба! Кому спим?
Ковалев дрогнул, быстро сел, прикрыл ладонью глаза от яркого солнечного света и сонно произнес:
– На кого буром прешь, душара?
Если прозвище «рыба» или «карась» – матрос, служащий первые полгода, – еще можно было стерпеть, то «душарами» или «духами» на флоте называли тех, кто только пришел на службу и не успел принять присягу. Форменное оскорбление, которое теперь звучало как шутка между старыми друзьями. Макар рассмеялся, хлопнул по подставленной Ковалевым ладони и потянул его с телеги. Виктор ахнул от неожиданности: рука кузнеца оказалась сухой, мозолистой.