Окружающая картина изменилась в мгновение ока: серая пелена тумана возникла за спиной призрака и накрыла обоих своим покрывалом.
Яркий свет ослепил. Виктор от неожиданности упал – соленая вода ударила в лицо, пальцы зарылись в песок. Вскочил как ошпаренный – еще не хватало утонуть! Оказалось, неглубоко, ноги быстро обрели опору. Перед глазами расплывались цветные пятна, влажным горячим воздухом было трудно дышать, намокшая одежда противно липла к телу. Кровь тяжелым молотом стучала в ушах.
Виктор прикрыл ладонью слезящиеся глаза, постепенно привыкая к яркому свету, огляделся. Он стоял по колено в воде – вокруг него простиралось неведомое море. Справа вдали темнели горы. Танцующее горячее марево искажало их контуры, создавая впечатление парящего в воздухе острова.
Ковалев оглянулся, отступил назад. Показалось, что огромное черное чудовище, изогнув спину, спешит к нему по водной глади. Но черная глыба, украшенная острым гребнем, не двигалась, и Виктор понял, что это всего лишь причудливая скала, поднимающаяся над водной поверхностью.
В следующий момент он невольно вскрикнул, когда нечто шевелящееся коснулось его ноги. Членистое тело размером с подошву ботинка ткнулось в щиколотку, шевеля усами или чего там у него, обошло препятствие и двинулось дальше. Все мелководье кишело этими членистыми тварями разных расцветок, размеров и форм сегментных панцирей. У Виктора невольно отвисла челюсть, когда он увидел тварь с выпуклыми глазами, носом и открытым ртом, очень напоминающими человеческие.
– Твою мать, ты пришелец, что ли?
Существо не удостоило его ответом.
Надо было выбираться из воды. Кто знает этих огромных мокриц! Может, они на завтрак предпочитают менеджеров?
Виктор побрел к черной скале и не заметил, как сзади на него быстро надвигается стена густого марева.
Глава 2. Песчаная воронка
Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам.
Чей согнутый хребет порос как шерстью чобром?
Кто этих мест жилец: чудовище? титан?
Максимилиан Волошин. Киммерийские сумерки
Где-то далеко прокричал петух: пришло время самого глубокого сна и первой рассветной песни. Через минуту-другую крик повторился – молчание было ему ответом. Ничто больше не потревожило сырых от росы сумерек. Тогда неугомонная птица прокричала в третий раз, неистово, сильнее прежнего, выкладываясь в этом порыве полностью. Звук повис в сыром воздухе, замер на последней ноте, и тут подмога не заставила себя ждать: на противоположном конце деревни запевале ответила другая птица, потом третья, еще одна и еще. Наконец, перебивая друг друга, петухи устроили утреннее состязание.
Мир дрогнул, очнулся от глубокой темной дремоты. Низко стелясь над сухими стеблями сухой травы, по степи пронесся ветерок. Мир преобразился, неуловимо меняясь, приобретая привычные для людей черты. Призраки ночи отступили, отступили тревоги и томления, порождаемые тьмой. Все вернулось в привычную колею августовского раннего утра.
Макар Зотов приподнялся, осмотрел округу. Дыхание ночи исчезло не сразу. Оно, словно горячее марево, искажало окрестности, создавая двойники и фантомы. Даже курганов некоторое время было два: видение прошлого, украшенное каменной стелой, маячило растянутым миражом над курганом Рытый, лишенным каменного изваяния. Смена миров длилась несколько секунд, и у Макара захватило дух от этого зрелища. Он ощутил приступ тоски, отчаяния, когда мираж стал растворяться, истончаться, проваливаясь то ли в иновременье, то ли в иномирье – за ту грань, куда человеку ступить невозможно, но так желанно и любопытно.
