И она, подбежав, крепко обняла маму, а потом точно маленький ребенок повисла у неё на шее.
– Ну ладно тебе, кобылка великовозрастная моя, – как и рассчитывала Елена, льстивые слова и объятия моментально сделали своё дело, мать больше не ворчала, пусть и изо всех сил старалась не сбросить с себя рассерженный вид слишком быстро.
– Ну-ка, пусти, задушишь меня совсем, – и мама со смехом осторожно попыталась освободиться от объятий дочери.
Елена тоже захохотала вслед за мамой, ей было так хорошо сейчас, так радостно и спокойно. Как же ей не хватало этой невинной радости последние месяцы! Внезапно дверь в комнату приоткрылась, в неё вновь просунулась любопытная голова Иришки.
– Чё это вы? Хи-хи словили? А чё смеетесь? А? – забормотала сестрёнка, стремительно перебегая глазами с матери на Елену и обратно, пытаясь разгадать причину этого внезапного выплеска эмоций. Очевидно Иришка решила, что взрослые подсмеиваются над ней, а это она стерпеть, конечно же, не могла.
– Не твое дело, иди отсюда, принцесска на , -горшке, – с неожиданным для себя раздражением прикрикнула на сестру Елена, сама не понимая почему.
Видимо сработал многолетний стереотип отношений старшей и младшей сестёр Распоповых, или как принято было говорить тогда – автопилот. Елена и Иришка редко жили, душа в душу, постоянно задирали, подначивали и критиковали друг друга, соревнуясь за родительское внимание и лидерство в семье. Впрочем, до серьёзных стычек доходило редко, как правило, всё ограничивалось короткими бойкотами друг друга, декламированием обидных прозвищ, придуманных ещё в сопливом детстве, да жалобами в адрес матери. Елена в зависимости от настроения, дразнила Иришку принцесской на горшке или, когда та слишком доставала, дурындолеткой.
Первое прозвища родилось, когда трёх-четырёхлетняя Иришка не садилась на горшок иначе, как требуя от матери бесконечно читать ей во время деликатного процесса любимую сказку «Принцесса на горошине». А второе – когда уже шестилетняя в то время сестрёнка, услышав от отца слово «драндулет», переспросила под общий хохот «какой такой дурындалет»?
А Иришка в ответ обыгрывало данное Елене матерью имя Алёшик, добавляя к нему рифмующиеся обидные эпитеты.
– Ну, что ты опять на неё огрызаешься?! – с укоризной глядя на старшую дочь, отреагировала мама.
Эта фраза тоже была стандартной для подобного рода случая, поэтому получившая поддержку Иришка, отреагировала предсказуемо. Она покрутила у виска, сердито посматривая на сестру, а затем стремительно выпалила «Алёшик – в жопе ёжик» и была такова.
Елена едва сдержалась, чтобы не расхохотаться во весь голос, настолько всё это казалось ей милым, привычным, бесконечно родным.
Весь оставшийся вечер мама дошивала Еленино платье согласно последним требованиям дочери, и делала это со свойственными ей тщательностью и терпением. Почему терпением? Да потому что старая машинка через каждые 15-20 минут взбрыкивала и отказывалась шить. То рвала нить на самом видном месте, то начинала пропускать стежки. В такие минуты Елена в бешенстве выбегала из комнаты, бормоча под нос тихие ругательства. А мама со вздохом поднималась с места и начинала настраивать подлый агрегат. А когда человеческие пальцы оказывались бессильны перед бездушной техникой, в ход шли словесные уговоры. Мама беседовала с машинкой словно с живым человеком, мягко увещевая её и призывая к послушанию. И – о, чудо! – как правило, уговоры срабатывали, и швейная машина продолжала работу.
