– Не произноси его имя, – перебила я.
– Что случилось? – обеспокоенно поинтересовалась она.
– Все кончено. Я приеду и поговорим. Надеюсь, если он сейчас у вас, то ты выставишь его. Иначе я уеду туда, где меня никто не найдет.
Мой голос был холоден. Даже слишком. Не стоило так с мамой.
– София! Сейчас же объясни мне, что происходит!
– Я приеду и поговорим. Это не телефонный разговор, – отрезала я.
– Хорошо, – уступила она. – Жду дома. И поторопись.
Ее интонация напомнила мне время, когда я была подростком. Она говорила со мной, словно с провинившейся школьницей, но я больше не допущу такого отношения. Я уже взрослая женщина и добьюсь правды. Нравится им это или нет.
После звонка мой настрой уже не был романтичным. Я одернула юбку, и серьезно посмотрела на Артура.
– Извини. Надо ехать.
Мужчина тяжело вздохнул. Мне стало немного стыдно перед ним, и я отвела взгляд. Он приблизил мою ладонь к губам и поцеловал.
– Я все понимаю. Нужно решить этот вопрос, чтобы ничего не могло помешать нам быть вместе.
От его слов по коже пробежала мелкая дрожь. Я не была готова броситься в этот омут с головой. Нужна передышка.
Я молча вылезла из авто.
– Скажи адрес. Я отвезу. Немного поколебавшись, все-таки назвала улицу, и мы отправились к моим родителям.
– Спасибо за все, – тихо сказала я, собираясь выходить.
– Это звучит, как прощание, – усмехнулся Артур. Аккуратно прикоснувшись к моему подбородку, он легонько приподнял голову и заглянул в глаза. – Пообещай, что не станешь отталкивать меня.
– Я хочу быть максимально честна с тобой и не буду давать ложных надежд.
Артур нахмурился.
– Позволь тогда хотя бы помочь с разводом.
– Дай мне время. Нужно все осмыслить. Я не готова сейчас к полноценным отношениям. Прости.
Схватив сумку, выскочила из машины. Отчего-то в глазах стояли слезы. Но я не обернулась, а только услышала, как Артур в сердцах стукнул кулаком по рулю, проклиная все на свете.
Дверь открыл отец. Обычно улыбающийся, он был взволнован. Мама стояла в конце коридора, скрестив на груди руки. Ее выражение лица было страдальческим, хотя никто не умирал.
– Надеюсь, вы вдвоем? – сходу спросила я, не тратя времени на прелюдии.
– Да. Эрик ушел. Сам. – печально произнесла мама.
– Прекрасно. Тогда, пожалуйста, расскажи мне все, что знаешь, – решила я не ходить вокруг да около. Мама вздохнула.
– О чем ты хочешь узнать?
– Что вы скрываете от меня? Зачем так со мной поступили? – я со слезами на глазах посмотрела на нее.
– Дорогая, я не понимаю.
– Что? Что ты не понимаешь? Почему Эрик сказал, что я фотограф, если я работала пилотом? Где все мои вещи? Что со мной произошло? – вопросы, не дающие мне покоя, лились рекой, вперемешку со слезами.
– София, мне очень жаль. Эрик просил подождать, дать тебе время. Он обещал, что сам все расскажет, – тихо сказала она. – Да и врачи говорили, что ты должна сама вспомнить.
– Что со мной произошло? – я повторила свой вопрос.
– Я не знаю. В тот ужасный день мне позвонил Эрик. Он сказал, что ты в тяжелом состоянии в больнице. Я была так потрясена, что не помню, о чем еще он говорил.
– Как он узнал, что я в больнице?
– Ему позвонили, как близкому родственнику, к счастью, он был в Москве в тот день, – призналась мама.
Я слушала, впитывая каждое слово.
– Зачем он приехал в Москву? И как я там оказалась?
– Ты оставалась в этом городе в перерывах между рейсами, – сказала мама. А затем она разрыдалась. Папа не выдержал наших слез и незаметно ушел на кухню, давая возможность поговорить.
