А вот продать тебя подороже немцам, как полезный экспонат, – это уже для Риекки выгодно. Так он может заодно свою лояльность показать „друзьям“ из Третьего Рейха. Тем более, Риекки имеет прямые контакты с руководителем государственной тайной полиции, Генрихом Мюллером, который, как ты понимаешь, нужен нам в первую очередь.
Причём, контакты эти давние и крепкие. С финнами Мюллер познакомился еще весной 1936 года. Тогда же в Берлин с ответным интересом съездил Риекки. По сведениям, поступившим от проверенного человека, в ходе переговоров Мюллер и Риекки обсуждали международную преступность. Но это все, конечно, красивая обертка, мишура. На самом деле, под эгидой борьбы с преступниками было решено исходить из того, что коммунизм – это обычная преступная деятельность, и почему бы финнам не выдавать Германии немецких коммунистов, оказавшихся в Финляндии.
А ты – вообще из Советского Союза. Вот Риекки тебя и „продаст“ Мюллеру за ответную, равноценную, так сказать, любезность. Это то, что нам надо. Более того, к подобному решению нужно Риекки подтолкнуть. Направить ход его мыслей. Но когда Эско про немцев озвучит, ты в первые дни активно изображай сомнения. Мол, размышляешь. Разрываешься между РОВСом, там, вроде как, свои, и Берлином…»
– Устал, наверное? Или просто задумался?
Голос начальника сыскной полиции, прозвучавший едва ли не рядом с моим ухом, вырвал меня из состояния легкого транса и вернул в реальность. Я отвернулся от окна, в которое усердно пялился последние минут десять, затем осоловелым взглядом посмотрел на сидевшего рядом Эско. Пусть думает, будто меня просто в сон клонит.
– Есть такое дело. Сами понимаете, господин полковник, по лесу несколько дней шляться, это вам не лёгкая прогулка.
– Понимаю. Как не понять? – Кивнул Риекки. – Ну вот сейчас и отдохнешь. Оно, конечно, разведка наша с тобой так нянчиться не стала бы, Алексей. Ты тоже, знаешь, цени приличное обхождение.
Слова его на первый взгляд могли показаться неуместными. То есть, просто, ни с чего, он вдруг про хорошее обхождение ляпнул, когда речь вообще о другом шла. Однако я уже понял, каждая фраза господина Риекки имеет смысл. Особенно, если она наоборот, выглядит бессмысленной, как вырванный из контекста кусок предложения.
Мне просто дали понять, что я непременно должен оценить факт целостности своего тела вообще и некоторых его органов в частности. Дали понять, что все могло быть иначе. Я мог бы сейчас сидеть в каком-нибудь особо глухом подвале без окон, где меня бы методично учили говорить правду. Естественно, с помощью рук, ног и всяких подходящих для этого инструментов.
По сути, Риекки открыто намекнул, если я не буду благодарен за «хорошее обхождение», то оно очень быстро может стать плохим.
Плохой полицейский – хороший полицейский. Это мы знаем. Это мы видели в действии не раз. Особенно, в своей настоящей жизни. Так-то я весьма даже успешным юристом был. Много, чего насмотрелся.
Только в нашем с Риекки случае он один сразу две роли играет. В данный момент пока что время хорошего полицейского. Начну сильно кочевряжиться, сразу сценарий поменяется на более печальный.
Ясное дело, такого поворота не хотелось бы. Я, конечно, видел в фильмах, как разведчиков мордуют в усмерть, а они героически сплевывают зубы на залитый кровью пол и проклинают врага. Так вот мне подобная роль вообще не подойдёт.
