Курзал - страница 4

Так жил поэт Григорьев. Такова внешняя канва его жизни – остальное в его стихах, романах, дневниках. Он стал одним из тех счастливцев, которые ушли, оставив потомкам собственное подробное жизнеописание. Сейчас наша задача – опубликовать не только его стихи (это само собой), но и прозу, и дневники, потому что в них запечатлена жизнь их автора, но и наша жизнь тоже. Можно было бы привести множество других «потому что», но ясно главное: произведения такого рода, если они написаны с любовью, сплачивают людей, а значит, заслуживают публикации и долгой жизни.

В завершение хочу обратиться к будущим исследователям григорьевского поэтического наследия. Как я уже сказал, Григорьев создавал свои наиболее удачные стихи в обстановке покоя и сосредоточенности, работал над ними вдумчиво, но в дальнейшем возвращаться к ним не любил – предпочитал создать что-то новое, а не шлифовать старое. Так продолжалось довольно долго, но в последние годы творческие привычки Григорьева явно изменились. Его потянуло к старым стихам, он стал находить вкус в устранении тех недоделок и шероховатостей, которые на волне вдохновения или в концертном шуме порой кажутся маловажными, но, перекочевав на лист бумаги, режут глаз искушенного читателя. Не думаю, что Костя стал все чаще возвращаться к уже написанному из-за каких-то дурных предчувствий. Нет, возвращение являлось только признаком зрелости. Постепенно сам автор становится тем самым «искушенным читателем» – это весьма распространенное явление, которое можно только приветствовать. К тому же автор Григорьев обладал несомненными редакторскими способностями и зорко подмечал собственные недоработки. Говорю об этом с такой уверенностью, поскольку претензиями к самому себе Григорьев постоянно делился со мной. Возможно, я удивлю читателя, сообщив, что мы с Костей созванивались каждый день – да, буквально каждый день. Тем для разговоров у нас находилось много, но, как легко догадаться, одной из главных являлось собственное творчество собеседников. Мы читали друг другу свежие опусы, а со временем Костя все чаще сообщал мне, что решил исправить старое, и зачитывал – как именно. Мне обычно приходил в голову какой-то свой вариант, Костя порой принимал его, но чаще обещал подумать. В результате стихи менялись к лучшему: дотошный исследователь сможет убедиться в этом, сравнивая некоторые тексты из этой книги и книг, выпущенных прежде. Кстати, точно так же советовался с Григорьевым и я. В конце концов Григорьев так уверился в плодотворности нашего сотрудничества, что, составив свою книгу «Курзал», назначил меня ее редактором, причем заявил, что примет любые внесенные мной исправления. Для исконно самолюбивых поэтов такое заявление поистине удивительно, а для меня оно – большая честь. Однако выступить редактором мне не довелось, так как Костя не успел найти издателя для своей книги, а издание за свой счет было ему не по карману. Поэтому если я и помогал Григорьеву в работе над стихами, то «в рабочем порядке»: по телефону, при личных встречах, перед концертами… А окончательное решение всегда оставалось за Костей, и, на мой взгляд, оно практически всегда оказывалось правильным.

Скажу несколько слов о составе этой книги. Ее ядром является «Курзал», составленный самим автором. Костя старался не занимать места в будущей книге ранее опубликованными стихами. Поэтому «Курзал» пришлось дополнить избранными стихами из сольной книги Григорьева «Мой океан фантазии», изданной не где-нибудь, а в Караганде (название может показаться чересчур выспренним, но для Григорьева с его буйной фантазией оно удивительно точное). В книгу вошли избранные стихи из общих книг куртуазных маньеристов «Волшебный яд любви», «Любимый шут принцессы Грезы», «Триумф непостоянства», «Клиенты Афродиты», «Услады киборгов», «Песни сложных устройств». В архиве Григорьева нашлась также безымянная книга его ранних стихов, по большей части еще доманьеристских, написанных под явным влиянием обэриутов (куртуазные стихи появляются лишь в конце этой книги). Многое из этой книги также вошло в настоящее издание и, несомненно, станет открытием для поклонников творчества Григорьева. И, наконец, в новый, расширенный «Курзал» вошли многие стихи, найденные в архиве – те, которые ранее не печатались и, насколько я помню, не исполнялись на концертах. Временами Григорьев был излишне строг к самому себе. Я знаю, что он работал над этими стихами, но выход к читателю они получают только сейчас. Поздно? И да и нет. Думается, время для творчества Григорьева теперь мало что значит. «Мы уже в вечности, брат».